— Деушка-деушка. Погляди на игру, — сказал Сережа, тыкая фигурками в доску. — Уимбалдонский блицтурнир… Молодые пенсионеры против старых.
— О, господи! — говорю я и медленно иду дальше. Прохаживаться.
Клянусь, теперь я хорошо знаю эту пару. А раньше для меня была загадка — как можно так жить и, главное, зачем?
— Фыр-фыр-фыр, — сказал Сережа мне вслед. — Подумаешь!
— Без зрителей какой турнир? — сказал Коля Луноход. — Скушно.
— Коля, что это ты такой?
Торопиться мне некуда, и я все слышу.
— Какой? — спросил Коля Луноход.
— Вроде не в себе, — сказал Сережа. — Нет… Так дело не пойдет… Не та игра… Ну, Луноход, говори, в чем дело?
— Сережа… — сказал Коля Луноход. — Помру я скоро.
Я втягиваю голову в плечи и иду звонить по телефону.
Нет-нет только не это, только положительные эмоции.
«Андрюша, Андрюша, чему же ты меня еще учишь?» — думаю я, направляясь к телефонным будкам.
Он у меня философ.
Он меня учит:
— Главное — не любопытствуй, а то увязнешь. А увязнешь — придется или действовать по чужой программе, или выкручиваться. Запомни, у нас своя линия…
Спрашиваю:
— А какая наша линия, Андрюша?..
Он смеется:
— А никакой. Никакая линия — это самая лучшая линия…
— Это же беспринципность, — говорю…
— Ну почему беспринципность? Этот принцип не хуже других. Главное — все всем обещай, люди любят обещания. Главное — пробуждай надежды. Пробуждай и пробуждай. Буди. Люди любят, когда у них пробуждают надежды. Логично?..
— Значит, и мне на тебя не надеяться, Андрюша? Логично? — спрашиваю.
— Ну почему же? — отвечает. — Ты мне самому нужна. При чем же тут логика?
Ну я сразу успокаиваюсь. Если я ему нужна — можно не беспокоиться. Что ему надо, он добудет. Андрюша мой.
А солнце жарит, мелькают машины, и стоит длинный ряд красных телефонных будок, в каждой из которых кто-то ищет связи — связь, связь, дайте связь, есть связь? Это я! Я! Люди толпятся, ожидая своей очереди. Гомон переговоров, люди стараются перекричать соседей и самих себя. Кто о чем. Об отпусках, о ГУМе и ЦУМе, о больницах и свиданиях, о ВДНХ и очереди на автомобиль. И кажется, что все разговоры и крики в будках разные. А на самом деле все об одном — я кричу тебе, почему не отвечаешь, а если отвечаешь, то почему не так, как мне надо.
И до меня начинает медленно доходить, что все дело в будках.
И понимаю, что это смешно. Ну что ж, кто может — смейтесь.
А вон опять приближаются Коля и Сережа. Я их начинаю бояться, как черных котов, в этой боязни никакой логики. А мне надо знать, что я Андрюше нужна, и это главное — вот логика.
— Я те дам! Я те дам! — бодро говорит Сережа. — Собрался он помирать… Ишь ты!
— Зря сказал я, — говорит Коля. — Ты спросил — я сказал.
— Глупые мысли. Тебе сколько годов, если не скрывать?
— Семьдесят восьмой.
— Ну насмешил… А мне семьдесят. Проживешь свои сто и еще пятнадцать лет нахаляву.
Я поднимаю глаза, они проходят мимо будок, а у меня кончаются монетки и терпение. Как говорит Андрюша, когда работает под пилота дальних рейсов, у меня кончается ресурс. Он ничего себе, я ничего себе.
Но я его жду, жду, жду, и все выглядит как-то не так. И на этом все. На этом кончаются мой разговор со мной и мой ресурс. Теперь займемся окрестностями.
Дальняя картина видна вся, а от ближней — только подпись автора.
