Ах, Людка, Людка!
На следующий день меня на бульвар как ветром принесло.
Испугалась, не скрою. Будто на меня аркан накинули.
Нет. Оба на месте. А я стараюсь отдышаться.
Коля включил часы и сделал ход.
— Смотри, — сказал Сережа. — Опять пришла… Ходи.
— Кто?
— Маруська. Все ждет… Ходи-ходи…
— Я этой Маруське про графа Толстого, — сказал Коля. — А она: «Гражданин, вам поговорить не с кем?»
Я только поеживаюсь и смотрю на песок ровненький. Следов столько, что следов не видно.
— Между прочим, я его адрес достал, этого нового шахматиста Геннадия Васильевича. Давай сходим, Коля? Я хочу ему в глаза поглядеть.
— А то еще я тут одному про броневик «рено» рассказываю… а он на меня как на психа… И на другую скамью отсел…
— Вот дает! А я про что? Я этого Геннадия Васильевича…
— Погоди, — сказал Коля. — Я не про это… Жили мы жили, и всего навидались, и всякое с нами бывало, так?.. А все же думали — ладно, пускай я все это пережил, ладно… А все же кому-нибудь это пригодится, так? Или не так?
— Ну, так, — сказал Сережа.
— Ладно, думаю, мне ничего не жалко, перенес, и ладно… детям будет что рассказать… дети придут и послушают, — сказал Луноход. — И будут меня уважать, что я за них половину тяготы принял и что им не с нуля начинать.
— Ну, брат… ты тоже не с нуля начинал, — сказал Сережа.
— Верно, — сказал Луноход. — Вот мне отец и всыпал за графа Толстого… Я кричу: «За что? Я его и знать не знаю, твоего графа!» А он мне: «Вот за это самое, что не знаешь…» А теперь по той улице машины бегают, и в них детки Геннадия Васильевича и его внук Дима… я что мы с тобой видели, им ни к чему… И выходит, мы с тобой опростоволосились.
Будто на меня аркан накинули, а я боюсь, как бы не оборвался. Аркан невидимый…
— Маруся! — окликнул Сережа. — Эй! Маруся!
— Ну что вам? — сказала я. — Меня Люда зовут.
— Люда, хочешь, про жизнь расскажем?
Это уже перебор. У них свое, у меня свое.
— Меня тут никто не спрашивал? — вяло интересуюсь я.
— Я ж тебе велел — не жди его, — сказал Сережа. — Не жди… Он на «Жигули» копит.
— А что плохого? — засмеялась я, как ни странно, весело.
— Люда, пошли с нами в гости, — сказал Сережа. — Все равно не дождешься. Ну? Пойдешь?
И во мне началось ускорение. Не знаю, как по-другому сказать.
— А куда?
— К Геннадию Васильевичу.
— А кто это?..
— Утконос-ехидна.
— Утконос и ехидна — разные животные.
— Много ты знаешь!
— Знаю… Я в Тимирязевке учусь, в сельскохозяйственном.
— Ишь ты… Тракторы изучаешь?
— Нет… Лошадей…
— Сережа… брось… — сказал Коля Луноход.
— Коля… она свой человек… Ну, Люда, решайся…
Когда человек идет прямо, он все время куда-то сворачивает. Так устроен его вестибулярный аппарат, так устроен человек. И чтобы идти прямо, ему надо делать поправки. Иногда он от этого устает. И тогда он садится в трамвай, и трамвай бежит по рельсам, проложенным не тобой.
Дверь нам открыла дочь Геннадия Васильевича, Валентина, в очках.
— Нам вашего папу, — сказал Сережа.
— Геннадий Васильевич завтракает… Что такое?
Сережа отстраняет ее:
