Такого просто не может быть. Страшно хочется ляпнуть какую-нибудь глупость. Реальность словно ускользает. Кружится голова.
«Скажешь ему сам? А потом убьешь его?»
Нет.
– А если дочь? – говорю я со злостью.
– Что?
– Если у меня родится дочь? Как быть тогда?
Хочется убить его. Придушить за такие предложения прямо на месте.
Хочется разрыдаться. У меня тоже сдают нервы.
Не могу говорить об этом. Совсем. Не могу верить.
Вижу, как бледнеет и каменеет его лицо. Губы слегка подрагивают, словно он хочет что-то сказать, но не может. Правильно. Лучше помолчать.
Я понимаю, что он уже перестал надеяться на что-то для себя. Он добрался сюда из Гилтаса на одной лишь силе воли – должен был вернуться, спасти меня. И он вернулся. Теперь он хочет найти выход и помочь хотя бы мне, но сил уже нет. Никаких сил больше не осталось. Только лихорадочные метания. Все действительно зашло слишком далеко.
Но у меня другие планы.
Я не позволю ему сдаться.
– Я хочу поговорить с Ингрун, – решительно поднимаюсь на ноги. – Мне нужен ее совет. Как женщины. Как будущей королевы. Она куда мудрее любого из нас, она должна мне помочь.
Эрнан встает вместе со мной.
– Не пытайся остановить меня, – говорю я. – Иначе я буду кричать и звать на помощь.
Волны лениво набегают на берег, лениво переворачивают гальку с боку на бок, шуршат песком.
– Что с тобой, королева? – удивляется Ингрун. – Кто это сделал?
У меня разбита губа, кровь капает. Синяки на руках еще не сошли. Волосы растрепаны и порвано платье. Но это не имеет никакого значения сейчас.
– Мой муж, – говорю я.
Я помню новую волну безумия в его глазах. Он уже почти решился меня отпустить, но потом передумал, снова догнал… А потом – ужас. Больше даже для него ужас, чем для меня. Он ударил меня и только потом очнулся.
Ингрун хмурится.
– Ты пришла искать защиты у меня? – говорит она, ее голос как шорох прибоя.
– Я пришла искать помощи.
Морская царевна подходит ближе, рассматривает меня со всех сторон, словно диковинку, словно видит впервые. У нее молочно-белая кожа и неправдоподобно большие синие глаза, высокие скулы. Вблизи так отчетливо видно, что она не человек.
– Ты изменилась за эту зиму. Так повзрослела. Удивительно, как быстро взрослеют люди и как мало живут.
От ее слов пробирает дрожь. Ей больше трехсот лет, что для нее наша жизнь?
– Это была сложная зима, – говорю я.
– Дай мне руку, – говорит она.
– Нет, сначала вопрос, – я делаю шаг назад, не потому что боюсь, а просто… не сейчас. Сначала я хочу услышать. – Кто такие скитальцы?
По лицу Ингрун пробегает тень.
– Почему ты спрашиваешь?
– В детстве я умела оживлять бабочек, – говорю я. Сейчас не время скрывать. – Однажды, мне кажется, я смогла оживить даже мертвую птицу в саду. Но насчет птицы не уверена, может быть, она и не была мертва. Но с бабочками всегда получалось. Меня пугали, что если я еще хоть раз сделаю что-то такое, то скитальцы заберут меня.
Огромные глаза Ингрун смотрят на меня в упор, я не могу оторваться.
– Дай руку, – говорит она. Голос завораживает.
Я протягиваю. Ослушаться невозможно, мое тело действует само.
Ингрун берет мою руку в свою и накрывает другой ладонью. У нее тонкие, но очень сильные пальцы, словно сделанные из камня. Чуть шероховатая теплая кожа.
Легкое покалывание…
Ее глаза… Я смотрю в них, и словно меня подхватывает волна. Плыву…
– У тебя есть дар, но он спит, – говорит Ингрун, отпускает, отступает назад. – Давно я не видела такого у людей.
