– Лара была с гостем твоего хозяина? – спросил я кухарку, пока та возилась у печи.
– Лара?.. Рабыня была. Но, говорят, из знатного рода. За долги вроде как… Красивая такая. Неразговорчивая. На пол ее посадили – нельзя же рабам за балзонский стол. Сначала хотели, чтобы она голая там сидела. Только госпожа Нана заругалась.
– А ночью? – попытался я мягко прояснить ситуацию, приготовившись к самому худшему.
– Ежели вы про утехи, так они вчера так хорошо посидели, что самих разносить пришлось. Хотя балзон Луисмир собирался вроде… А вы убивцы? – прямодушно спросила кухарка.
– Смелая какая, – усмехнулся Мамит. – Тебя не тронем.
– Да я бы потрогал, – улыбнулся Шрам.
Интересный вкус у Шрама. Кухарка была такой… настоящей кухаркой! Ну… два метра в обхвате, дородная, но, надо отметить – забавная. И на лицо, несмотря на полноту, интересная.
– Я те, охальник, половником-то в лоб дам! А так… чего бояться? То, что суждено, хоть бойся его, хоть не бойся, все одно случится.
– А сколько охраны с хозяином?
– Так наших двое и двое Луисмировых, – без тени сомнения ответила кухарка.
Золото, а не женщина.
Хозяева вернулись, как и сказал стражник, по темноте. Увидел их первым Ильнас, поставленный у смотрового окна ворот. Увидел минут за тридцать – сложно не рассмотреть в темноте огонек магического светильника, висевший перед лошадьми.
Разумеется, мы всей командой встретили гостей. Первой въехала карета. Охрана, как и положено, показалась в проеме следом за балзонским транспортом. Сразу никто ничего не понял. Воины, расслабившись (ну дома ведь!..), спешились. И тут… Парни были крепкими, поэтому мы действовали наверняка, то есть используя мои способности. Собственно, и идея была моей. Попутчики были готовы решить вопрос кровью. Но зачем? Если можно воздействовать психологически…
Как только все въехали, Шрам и Ильнас закрыли ворота. Я и Мамит (все-таки смешное у него имя) вышли из тени.
– Карающие ордена Гнутой горы. – Я пропустил молнию меж рук. – Всем отстегнуть ножны и бросить перед собой.
Я не знаю таких дебилов (ну, кроме меня), что после таких слов не сложили бы оружие. Даже двоих карающих (а в перепуганных глазах охранников было как минимум двое) хватит, чтобы положить насмерть несколько десятков обычных воинов.
Далее Шрам и Ильнас просто связали руки охране. Самое интересное, что из кареты за это время никто не вышел.
– Ты рабыня! – глухо донеслось из-за дверей. – Сказано – задирай подол, значит, задирай!
Тут же раздался звук пощечины.
– Луис, мы уже приехали. Сейчас Нана выйдет. Прекращай, – промямлил чей-то голос.
Судя по интонации, оба были пьяны в пыль, как говорили местные.
– Выходите! – дернул я дверь. – Полиция нравов!
После этой фразы чуть сам не засмеялся. На местном это звучало как «стража за соблюдением семейных традиций».
Понятно, что пьяные люди переваривали сказанное секунд двадцать, за которые я протянул руку Альяне, и она почти покинула карету, когда эта свинья схватилась за платье, порвав его.
Пришлось сунуть разок в пьяное рыло.
– Что происходит? – спросила, озираясь, несколько ошалевшая Альяна, оказавшись у меня в объятиях.
– Ну не мог же я тебя оставить ему!
– Теперь и я могу приступить? – спросил Мамит скорее риторически, чем действительно интересуясь, и подошел к карете.
– Думаешь, они сейчас поймут хоть что-то? Я бы на твоем месте до утра подождал. Пусть протрезвеют. Да и ночевать рядом со свежей кровью…
– А ты же можешь их в чувство привести?
– Могу.
– Эх… Ну ты мне вон того приведи. – Мамит ткнул пальцем в Луисмира. – Я спать не хочу. Пусть он трезвым помучается… Что?… А-а…Он будет живым. Утром. Если надо. Обещаю.
– Да мне его жизнь ни к чему. Вывеси его где хочешь. Только документы и рабский медальон у него забрать надо.
Конечно, пришлось все объяснить девушке. Но произошло это несколько позже, когда мы уединились в одной из комнат. Нет, близости не было. Мы даже не раздевались. Просто сидели, обнявшись, и я рассказывал ей обо всем. В том числе и о чувствах.
Альяна прижалась к моей груди:
– Сумасшедший…
– Ты же сама предлагала сорвать цветок безумия… – улыбнулся я, прижимая к себе девушку.
– Говорят не «сорвать», а «съесть».