Сначала положила руку на голову. Потом запустила под одеяло и потрогала, касаясь моего бедра, подстилку подо мной. Слегка приподняв одеяло, понюхала и стала подниматься с колен.
– Лас… – разомкнул я губы. – Пить…
Как она встрепенулась!
– Сейчас, Лидарчик. Сейчас, сладкий, – и пить и есть… – засуетилась она. – Ты не засыпай только. Очень прошу. Подержись хоть чуть-чуть. Тебе надо. Очень надо. Терпи. Не засыпай…
Она кормила меня бульоном с ложечки и при этом не переставала говорить:
– …ты так кричишь, бывает, когда спишь. А я ведь ни с кем. Правда, правда. Ни с кем. И не хотелось ни с кем. Совсем не хотелось. Сюда и не приходит никто, кроме твоего отца. А он строгий, но хороший. Ты еще съешь ложечку… – По ее лицу текли слезы.
Глаза опухшие, с тенями под ними. Долго уже, наверное, сидит около меня.
– Сколько я здесь?
– Две луны было руки назад.
– Сколько?!
– Две луны…
Ничего себе.
– Я прикован?
– Да. Отец сказал, что пока нельзя. Но я запястья тряпочками укутываю, чтобы тебе не резало. Ты так плохо кушаешь… – Она убрала тарелку в сторону и, заревев, упала мне на грудь.
Тут же встрепенулась и, растирая слезы рукавами, залопотала:
– Я не буду плакать. Я знаю. Я знаю, тебе не нравится…
Вот же ж…
Отец появился на следующий день. За это время я понял, почему так плохо выглядит Ласа. И почему она не хотела секса. Она, видите ли, заметила, что когда ложится рядом со мной, то мне становится легче. Еще бы не легче. Я словно пылесос начинал вытягивать из нее силы, которые тут же уходили в амулет на кандалах, которыми я был прикован к столбу. А вот действительно легче мне стало, когда эти самые кандалы отец с меня снял. Буквально через два дня я смог вставать на ноги.
– Жесткое лечение, – держа двумя руками кружку, скорее риторически произнес я.
– По-другому никак нельзя было. Главное – цель. А она достигнута, – ухмыльнулся отец. – Преданная у тебя рабыня.
Ласа только что поднялась наверх, поэтому разговор протекал вне ее ушей.
– Да она не рабыня. Я вольную ей дал. Жена даже…
Отец подозрительно посмотрел на меня.
– Понимаю. Странно. Потом объясню.
– Да я уже знаю. Еще до твоего появления знал. Шуму ты наделал в Дувараке… Что там у вас с Исиной произошло, спрашивать не буду. Твои проблемы. Но и называть женой балессу… Не горячись. Жена – та, кто детей может принести.
А может, и правильное решение, – подумав, продолжил отец. – Они зим до тридцати пяти живут. А ты только в силу войдешь к тому возрасту. Ума наберешься. Перебесишься. В нашем роду меньше ста зим никто не жил. Потомки магов все-таки. А тебе и двести не возраст. Опять же… красивая.
– А что ты мне тогда в лицо плеснул?
– Яд.
– Что?!
– Яд. Я и поил тебя первые руки им. Иначе не получилось бы. Надо было, чтобы ты все дурные силы выплеснул. Сейчас ведь уже не тянет всякую зельницкую гадость пить?
– Нет… А если бы умер?
– Прекрати, – сморщился отец. – Ты еще вздумай меня учить… Даже Ласа знает, что если амулет в кандалах начинает притухать, то надо тебе эликсир лечебный дать. – Отец присел рядом прямо на пол. – Страшно было. Ты же мой сын. Только видел бы ты себя, когда ко мне в кабинет вошел…
– Страшнее, чем сейчас?
Отец, не ответив, взъерошил мне челку. Мог бы и обнять, но это мой отец, и «челка» – уже почти предельная степень ласки…
– Расскажи, что в империи, – решил я прервать неловкую паузу.
– Что?.. Ну… твой бой на арене до сих пор на слуху… Орки несколько мелких набегов сделали. Война будет, уже нет сомнений.
– А что с орденом?
– Что с ним будет… Как были, так и есть… Твари. Взбудоражились не так давно. Рабы какие-то себя Адептами смерти объявили.
