Почти сразу же стало ясно, что здесь ей не доверят даже самого простого дела. Прибывали посылки с тканями, Сара разворачивала их, осматривала материю, проверяя, нет ли изъянов, вдыхала ароматы лондонских магазинов – экзотические, пряные, немного развратные – и снова раскладывала по коробкам. Ткани увозили в город, к портному, после чего Сара снова видела их уже в виде готового платья в шкафу. Ей поручали починку одежды да шитье нижнего белья. Работать приходилось с тончайшим белым батистом и шелком. Когда-то Саре казалось, что иметь дело с такими материями – сплошное удовольствие, а оказалось, что это не только кропотливый труд, от которого сводит пальцы и устают глаза, но и на редкость скучное занятие: мелкими стежками пришивать ленты и кружево, чинить отпоротые подолы, подрубать швы на сорочках и нижних юбках. Эта работа не требовала опыта и не доставляла ни малейшего удовлетворения. Часто девушка отвлекалась и, задумавшись, подолгу глядела в окно, на лужайки возле дома и раскинувшиеся вдали земли. Забыв о шитье на коленях, она сидела, уставив невидящий взгляд на заиндевелый парк, лесистые холмы и бескрайнее небо.
От легкой работы руки у нее стали мягкими и нежными. Часы тянулись томительно. Дни проходили за днями.
Из Лондона приходили все новые посылки, маленькие легкие свертки, а штопаные чулки и починенные сорочки валялись в дальних ящиках шкафов.
Нежным стало и ее тело: никогда еще в жизни она так хорошо не ела. Яйца на завтрак, мясо или рыба на обед, а на ужин что-нибудь сладкое и приятное. Миссис Хилл стряпала для них простые, добротные кушанья, здесь же дело обстояло совсем иначе: им подавали полный обед в большой и гулкой столовой для прислуги, Сара ела молча, не зная, куда девать глаза, и почти не понимая, о чем болтают другие слуги, из-за их дербиширского выговора. Чай ей доставляли прямо наверх, его приносила горничная на подносе, на котором звякала посуда из сервиза для слуг. Вид у горничной был недовольный: кому же хочется прислуживать прислуге. Сара, понимая это, краснела, когда девушка ставила перед ней поднос, и благодарила: «Большое спасибо, Люси», а потом мучилась сомнениями, точно ли горничную зовут Люси, или она ошиблась.
Однако Сара находила в этом и некое утешение – отрадно, что ни говорите, располагать собственным фарфоровым чайничком кипятка, полным молочником и даже крохотной сахарницей с тремя кусочками сахара. Пару кусочков она прятала в карман, чтобы позже, тщательно завернув в папиросную бумагу, отправить Полли в очередном письме.
На Рождество приезжали погостить Гардинеры. Сара сидела у окна в гардеробной Элизабет и шила, прислушиваясь к отдаленным голосам собравшегося в большой гостиной семейства. Слышались веселые крики, игра на фортепиано, смех детей Гардинеров, которые бегали взапуски по просторным апартаментам.
За пределами туалетной комнаты миссис Дарси дом был открытым и радушным: обширные покои, удобная мебель; он предлагал обитателям тепло и досуг: живопись и музицирование, беседы и книги. За стенами дома привольно раскинулись тщательно возделанные земли, леса, виднелись фермы, превосходно ухоженный парк, все было продумано, исполнено смысла, неги и довольства, а Сара могла лишь сидеть у окна и подшивать ленту к нижней юбке, которую, насколько она понимала, и надевать-то больше не станут.
Вот бы отложить шитье, выйти в коридор, распахнуть двери и осмотреть комнаты… Она бы с радостью походила по залам нижнего этажа, в которых никто не бывает, полюбовалась миниатюрами и мраморными статуями или, растворив французское окно, вышла бы на свежий воздух, прогулялась по гравийным дорожкам, побродила между заиндевевшими изгородями, забралась в кусты. Или по травке спустилась бы к реке, заметив в луче зимнего солнца отблеск серебряной спинки медлительной форели, а потом скользнула в ворота и оказалась в лесу, по тропке вскарабкалась на холм… Сколько продлилась бы ее прогулка, как далеко успела бы она уйти, долго ли наслаждалась свободой, прежде чем ее остановили бы и вернули сюда, в тесный уголок?
Однако ее уделом оставались лишь унылые голые вязы за окном, гора простой, но скучной работы, стул да чайный поднос с посудой.
Конечно, здесь жилось неплохо, куда лучше, чем она ожидала. Просто Саре этого было недостаточно.
Глава 19
«…Ты должна чувствовать себя очень счастливой»
Ярким мартовским утром, в канун Благовещения, Сара заметила в парке Птолемея Бингли – и вздрогнула, как от удара.
Игла выпала у нее из пальцев, покачалась на нитке, соскользнула и звякнула о пол. Сара встала. От ее дыхания оконное стекло затуманилось, но вскоре облачко растаяло. Карета Бингли катила по аллее. Никаких сомнений, это он. Не только цветом кожи, но и осанкой и статью Птолемей выделялся среди прочих мужчин. Она видела, как ветер прижимает к земле нарциссы, как тянутся вверх голые ветви деревьев и разлетаются в разные края неба сбившиеся в стаю облака. Год повернул на весну, а Сара и не заметила.
За спиной, в комнате, часы отбили половину часа.
– Они уже здесь?
Сара скосила глаза. У туалетного столика сидела в своем кресле миссис Дарси.
– Полагаю, да, мэм.
Хозяйка встала и подошла к окну. Сара подвинулась, освобождая место. Так вдвоем они наблюдали за приближением кареты. Саре было известно о предстоящем визите четы Бингли: к долгожданной встрече готовились, но она-то решила, что Птолемей давным-давно фасует табак в своей великолепной лавке в Спиталфилдсе. Она даже нафантазировала для него миленькую пышечку-жену. Сара была убеждена, что он совершенно счастлив, и вспоминала о нем как о безвозвратно ушедшем прошлом.
