При этих словах она повернулась и взглянула на него. Птолемей устремил взор в пространство, на ряд обезглавленных зайцев, подвешенных за задние ноги, чтобы кровь стекала в подставленные миски.
– Не тороплюсь с принятием решений, – продолжил он. – Держу нос по ветру.
– Желаю вам счастья и всего наилучшего, мистер Бингли.
Он поперхнулся, мотнул головой. Сара подумала, что он сейчас обвинит ее в бессердечии, в том, что она – виновница крушения его надежд, его счастья, но он только молча посмотрел на нее. Глаза у него были все такими же прекрасными, черными, будто кофе, только сейчас в них стояли слезы. Он снова заговорил, тихо, почти шепотом:
– Я не хотел… Когда услышал, что ты здесь, то понадеялся, что при встрече смогу заставить тебя помучиться. Сделать тебе больно. Но…
– Мистер Бингли, мне очень жаль, я…
Он пожал плечами:
– …ты не виновата.
Сара сложила руки на коленях и не отрывала от них взгляда.
– Тот лакей, – сказал он. – Смит…
Сара сглотнула, попыталась прокашляться, но сумела только кивнуть.
– Он ведь тебе нравился. Как никто другой.
Лицо у нее горело, она не могла поднять глаз.
– Я уже перестала надеяться, – выдавила Сара.
Птолемей подтянул белые перчатки.
– Вот как?
Тихо вздохнув, Сара кивнула.
– А если бы ты узнала, где он? Будь у тебя надежда его разыскать?
– Мистер Бингли. Птолемей. Пожалуйста…
– Это ведь важно для тебя, важнее, чем… – Он взмахнул рукой, точно очерчивая ее службу, кухню вместе со слугами, дом с окрестностями. – Важнее всего…
– Я думаю, – еле слышно произнесла Сара, потом собралась, голос ее окреп, – думаю, что он умер. Но не знаю наверное.
– А если бы я сказал, что знаю?
Она порывисто подняла голову. Шум, болтовня, слуги, кухня, Пемберли – всё закружилось, смолкло и куда-то исчезло. Остались только устремленные на нее темные глаза.
– Скажите.
– Он жив.
– Вы его видели?
– По крайней мере, был жив несколько дней назад.
– Где?..
Птолемей сжал зубы, задержал на ней взгляд и надолго отвернулся. И снова заговорил, водя рукой по скатерти, сметая с нее крошки и снова их рассыпая:
– Мы пересекали пески, возвращаясь из Алверстона. Всего несколько дней назад, под конец нашей поездки по Озерному краю. И тут гляжу – он, лакей из Лонгборна, Смит. Тоже через пески, только в обратную сторону, на север… Он был с дорожными инженерами, они ехали целым отрядом – снаряжение, подводы с грузом. Видел его всего мгновение, пока мы не разминулись, но тут же его узнал, и он узнал меня. Всего миг, а потом мы разъехались – вот и все.
Сара прижала ко рту ладонь.
– Ну вот, – закончил Птолемей. – Я подумал, ты должна это знать.
Она коснулась его рукава:
– Вы твердо, совершенно уверены, что это был он?
Птолемей посмотрел на ее пальцы, теребящие белоснежный хлопок.
– Конечно. Я же был с ним знаком. Да, уверен. – И он поднял руку, так что ее рука упала.
Он отвернулся, откашлялся и вновь обратился к соседке справа, а на Сару больше не взглянул и не сказал ей ни слова.
Благовещение. День, когда нанимают и увольняют, день начал и завершений. День, в саму ткань которого, в каждый его тягостный час вплетены перемены. День, когда платят по счетам, вспоминают, что было куплено, что продано и за какую цену. В этот день каждому надлежит оценить, стоит ли все это тех денег, что были уплачены.
