плечом рядом встану. А время придет, и костьми лягу. Слава же, брат, всегда командиру да народу принадлежит. Так и будут сказывать: принц, мол, Ратомир с воинством честным, орейским, короля-оборотня победил. А о нас, воинах рядовых да строевых, только отцы да мамки и знать будут. Так что и со славой в войске пусто.
Лесные еще продолжали улыбаться, но и те скривели, потускнели.
– Да и веселого в войске мало, – продолжил отговаривать я. – А битвы и вообще – грязь, пот, кровь. Как брат ратный рядом мертвым падает, смеяться губы не смеют. Когда же самого ранят, ужом хочется от войны уползти… Кто-то за хабаром с нами идет, так и того понять можно. Труден да опасен воинский труд. Награду подходящую требует. А злато да серебро, ведаю, тоже вам в лесу не к месту. Как и сам я цены кругляшам не ведаю. Выходит и так, вам на войне делать нечего.
Родичи молчали. И ни единый из них больше не улыбался.
Командир постоял еще минуту, покачал головой и скрылся в шатре.
– Потому и говорю вам, что ни веселья, ни славы тут нет. А коли приказывают, нужно спину в поклоне гнуть и бежать выполнять. Еще и убить могут или ранить – тоже беда. Идите домой, братья. Коли стыдно станет, сказывайте – я вас принять отказался. Ни к чему моему командиру охотники…
Я еще раз поклонился переминающимся с ноги на ногу лесным братьям, повернулся и зашел в палатку Ратомира. Сил больше не было смотреть на побледневшие от стыда лица родичей.
– Знатные были воители? – поинтересовался Ратомир, жестом указывая мне на раскладное креслице возле стола.
– Они одни твоего войска стоили, – грустно кивнул я. – Все девять семей отроков прислали.
– Я бы после твоих слов не ушел, – хмыкнул принц. – На колени бы встал, а остался бы.
– Да и я бы не ушел, – настроение стремительно улучшалось. – Гордость бы не дала.
По натянутому пологу шатра упругой плетью вдарил первый порыв дождя. И зашелестел, зашумел, защелкал по пыльной земле, уговаривая открыться тугие зеленые мешочки на кистях черемухи.
Осторожно, бочком, вошел мокрый, словно выдра, пахнущий потом и дождем Велизарий.
– Сродственник ваш спрашивал, где шатры стрелецкие стоят, – округлив глаза, громко зашептал слуга мне в затылок. – Ну, это. Я показал. И что к Инчуте на довольствие встать надобно, это, объяснил… Ежели што не так, дык я сбегаю…
– Все так. Молодец, – и, улыбаясь всеми зубами, подмигнул заинтересовавшемуся принцу. – В войске твоем теперь двадцать три Мастера Ветра. Да и три сотни прочих лесных с луком с детства знакомы…
Дождь шел шесть дней. Может, и меньше – ветер дул с юго-запада, да только принц уже на третий день вынужденного безделья, вдруг перестав словно зверь в клетке вышагивать по шатру, приказал готовиться к утреннему выходу. Так и получилось, что с самого утра, в дождливой мороси, армия выстроилась в походный порядок и двинулась Велиградским трактом.
В последний день весны мой легконогий ветреный друг разорвал сплошную пелену облаков, увлек небесную воду дальше на север – мыть заречные баронства от зимней грязи. Меж заметно посветлевших туч стало просвечивать солнышко. На душе полегчало, и даже идти стало как-то легче.
Старики говорят: весной от бочки воды – ложка грязи, а осенью наоборот, от ложки воды – бочка грязи. Растянувшаяся чуть ли не на версту колонна усердно утаптывала тоненький слой разжижевшей земли. Да так, что у идущих впереди под ногами хлюпало, а последние шли уже по затвердевшей дороге.
Тракт шел вдоль опушки Брошенного леса. Давным-давно участок Великого леса на западном склоне Железных гор лесной народ отдал в пользование жителям Дубровического, Малоскольского и Велиградского княжеств. Наказав прежде, чтоб о деревьях заботились, бездумно и алчно не рубили, зверье подчистую не выводили. На опушке виднелись многочисленные следы вырубок, но и молодые, подсаженные деревца зеленели тут и там.
На одном из очередных привалов Ратомир приказал вырубить, кроме обычных столбиков-подпорок для палаток, еще и длиннющие жерди, из которых вскоре выстроили наблюдательную вышку.
С тех пор лагерь стали разбивать по-новому. Палатки лучников и конной сотни Яролюба двумя крыльями окружали принцев шатер. Дальше в круг ставили обозные повозки. И уже за ними, четкими рядами, располагались сотни щитоносных копейщиков и мечников. Вышку громоздили прямо у центра лагеря, и на ней несла бдительную вахту пара зорких стрелков.
Воины, а особенно мои лесные братья, поначалу посмеивались над Ратомировыми предосторожностями. Ну кто может напасть на орейское войско посреди орейских земель? Однако спорить с принцем никто не посмел. Приказ есть приказ. Через неделю народ втянулся, вышку и палатки ставили привычно и быстро.
Снова начались ежедневные тренировки. На счастье, учителей теперь хватало, а рассказы ростокской части армии о бое с охраной Эковертового посольства подстегивало желание учиться у новичков.
Сотня умелых, увешанных железом конных дружинников тоже вносила свою лепту. Поглядывая на их четкие перестроения или атакующий клин, и добровольцы выполняли упражнения более слаженно.
Малый Скол встретил нас упругим встречным ветром, сияющим солнцем, извивающимися над стенами флагами, толпами празднично одетых горожан и
