1
У Верховного главы было такое ощущение, что его осаждают со всех сторон. Не надо было так плотно завтракать. То ли ему докучал переполненный желудок, то ли донимала обоснованная тревога — так или иначе, сегодня Глава понимал, что в цитадели что-то неладно. Все-таки вибрации ускорялись, и это его беспокоило. Если бы ускорение было вызвано приближением приливов, то прекратилось бы, как только они начались, поздно ночью. Однако приливы были уже в разгаре, каналы связи со всеми областями Пентархии работали лучше некуда, а ритмы все ускорялись.
Глава был склонен думать, что виноваты во всем его непрошеные гостьи. Чем скорее удастся отправить их восвояси, тем лучше для всех. Однако отроги Наблюдателей и Вычислителей, как ни заверяли, что трудятся не покладая рук, давали все более противоречивые и расплывчатые результаты. Что касается самих женщин, Глава заподозрил, что по крайней мере Флэн и Хелен умеют вполне профессионально экранировать свои мысли, и это было неожиданно. От них только и удалось добиться, что одной-единственной бессмысленной истории. Зилла казалась ему теперь опасной загадкой. А ее сын… ох, тут Глава давно махнул рукой.
В довершение всех его бедствий Эдвард, на которого Глава привык полагаться, когда нуждался в здравых смиренных советах, похоже, ничуть не разделял его тревог. Возьмем хотя бы сегодняшний завтрак. Они с Эдвардом, как обычно, пришли в пустую синюю комнату и обнаружили, что там витает густой кофейный аромат. Эдвард жадно понюхал кофе, будто божественный нектар, налил себе огромную кружку и провозгласил:
— Даже лучше, чем вчера! О Богиня, я уже сто лет не пил хорошего кофе!
После чего алчно сдернул серебряную крышку с подогретого блюда на столе — и обнаружил огромную гору грибов, щедро сдобренных маслом, после чего слопал девять десятых, да так, будто ему было и вправду вкусно. А потом принялся за горячий хлеб, укутанный крахмальной голубой салфеткой.
— Выговор брату Майло? — неприкрыто удивился Эдвард, когда Глава об этом упомянул. — За что? Он просто чудеса творит! Только попробуй этот имбирный джем!
Да и вопрос о женщинах не казался Эдварду срочным.
— Ничего плохого они не делают, — сказал он, после чего с жаром подался вперед и слегка покраснел. — Кроме того — я тебе не говорил? — у выживших очень интересная физиология. Я, конечно, еще не смог получить всех результатов, однако похоже, что у них у всех есть то, что мы называем гвальдийской кровью. Та хорошенькая — Зилла — по нашим меркам на восемьдесят процентов гвальдианка. Это, знаешь ли, довольно необычно, по крайней мере, в Пентархии. Гвальдийцы очень следят за чистотой расы, однако факт остается фактом — они столетиями скрещиваются с людьми. Как бы они ни кричали о своей чистокровности, анализы этого не подтверждают. Честно говоря, самый чистокровный гвальдиец, которого я видел, — это наш новый призывник, как там его, Фило, и я думаю, что это своего рода атавизм. Он вообще не похож на современных гвальдийцев.
Когда же Верховный глава предположил, что полудюжины инопланетных гвальдианок, умеющих прекрасно защищаться, более чем достаточно, чтобы нарушить вибрации Арта, Эдвард только рассмеялся и предложил другу трезво взглянуть на вещи.
На это у Верховного главы не было ни минутки свободной. Едва очутившись в кабинете, он обнаружил, что повседневную рутину то и дело нарушают срочные вызовы из Пентархии. Вместе с приливами в Арт хлынуло все подряд. Треньен доложил, что случился неурожай пассета, и потребовал немедленного обзора ожидаемых изменений климата, чтобы рассчитать посевы на будущий год. Царь прислал правительственный указ, в который помимо пышных официальных приветствий было колдовским образом встроено малоприятное требование, чтобы Арт проверил, верно ли, что потоки энергии в Пентархии сильно нарушены, как предполагают ортские ученые. И разумеется, Лита, как же без нее. Совет Литы выходил в эфир несколько раз в лице разных Владычиц, желавших знать, получены ли наконец какие-нибудь результаты в эксперименте с Иномирьем.
Верховный глава учтиво отвечал Владычицам, а про себя думал, что сам хотел бы знать. Его все сильнее донимала мысль, что нужно заслать туда еще одного агента, и как можно скорее, а поскольку в Иномирье, похоже, раскрыли двух его лучших осведомителей, необходимо, во-первых, отобрать исключительно способного агента, а во-вторых, внедрить его со всеми предосторожностями. Но делиться своими опасениями с госпожой Марсенией он, естественно, не стал. Госпожа Марсения жаждала результатов не меньше остальных, а может быть, и больше, поскольку, очевидно, ставила себе цель вынудить Главу сообщить о них ей первой из всей Пентархии. Она всячески намекала, что в обмен, возможно, посвятит его в результаты своего личного эксперимента с Иномирьем. Но поскольку госпожа Марсения постоянно приплетала этого своего сына, чтоб ему пусто было, Верховный глава сомневался, что она с ним до конца откровенна. Если госпожа Марсения что-то знала, ни с кем делиться она не собиралась. И хорошо, поскольку иначе у Главы возникло бы сильнейшее искушение поддаться ей. Он с неодобрением покосился на порочное лицо ее сына у себя в зеркале и пообещал, что результаты скоро будут. Ходили слухи, что молодой человек наполовину гвальдиец, но, даже если так, Верховный глава не чувствовал к нему никакой симпатии, и виновата в этом была его мать.
Чтобы ответить на всевозможные запросы Пентрахии, Глава был вынужден направить в отрог Наблюдателей отряд магов-помощников, перестроить расписания, прервать или урезать повседневные обряды — он так заработался, что даже пропустил обед и лишь аскетически приказал принести в кабинет тарелку поджаренного пассета, по которому так соскучился. К пассету положили ложку меду, но Глава с презрением отверг эту роскошь. Он и так был сильно
