Я взяла блюдо и села на постель. Какое-то время мы сидели молча. Елизавета набила рот сладостями; она с такой жадностью поедала засахаренные фрукты, словно никак не могла насытиться. Я невольно смотрела на нее, и она, наверное, поняла, что я не одобряю ее обжорства, потому что протянула мне лакомство, цинично ухмыльнувшись:
– От чего же еще мне получать удовольствие? – Я взяла засахаренную дольку, слизала с поверхности сладкие кристаллики. – Не бойтесь, не отравитесь, – съязвила королева. – Побалуйте себя, Мэри. Может быть, вам даже понравится.
– Мадам, может быть, смешать вам настойку, чтобы вы заснули?
– Я перепробовала много настоек, и ни одна мне не помогла. Все потому, что в голове у меня заботы огромной важности. Правда, я всегда плохо спала, даже в детстве.
– Наверное, быть королевой – не только благословение, но и проклятие, – заметила я и тут же пожалела о своих словах, думая, что, возможно, обидела ее, потому что она как-то странно покосилась на меня.
Но Елизавета вдруг улыбнулась:
– Это правда. Правда, большинство не смеет мне ничего говорить. Только он. – Я догадалась, что под «ним» она имела в виду Дадли. – Я наблюдаю за ними – за всеми придворными – как они осторожно подбирают слова… – Она ненадолго умолкла и взяла с блюда еще одну сладкую дольку. – И Сесил, – продолжала она. – Похоже, он думает, что лучше меня понимает, что для меня хорошо. Он слишком увлекается.
Она не объяснила, что имела в виду, а я не спросила, но невольно гадала, не думает ли она о свадьбе моей сестры.
– Наверное, вам очень одиноко, если можно так выразиться, – предположила я.
– Да, одиноко, – согласилась она, как будто такая мысль никогда не приходила ей в голову. – И вместе с тем я всегда окружена людьми. Наверное, брак в самом деле станет решением всех проблем. – Тон у нее был ровный, и трудно сказать, в самом ли деле она так считает или дело обстоит с точностью до наоборот. – После того как я чуть не умерла от оспы, члены Тайного совета досаждают мне просьбами выйти замуж чаще, чем прежде. Мне приходится выдумывать все более изощренные предлоги, чтобы отказывать им.
– Все они думают, что вы прислушиваетесь к своему сердцу, но вы прислушиваетесь к своей голове.
– Умница Мэри. Вы ведь все понимаете, да?
– Не все, – ответила я беззаботно, намекая на то, что понимаю многое.
В ответ королева засмеялась.
– Следуй я велению своего сердца, наш государственный корабль давно потонул бы!
Она взяла с прикроватного столика позолоченную шкатулку, достала оттуда несколько небольших пакетов, развернула их и показала мне миниатюры. Я слышала о коллекции миниатюр, собранной королевой, но никогда ее не видела. Я подозревала, что в ее коллекции есть и наши портреты работы Левины – Кэтрин, Леттис и мой. Или, может быть, она выкинула из коллекции портрет моей сестры?
Елизавета взяла одну миниатюру:
– Моя шотландская кузина. Вы, кажется, принадлежите к числу тех, кто считает, что моей наследницей следует назвать ее?
Я была удивлена, что она помнит наш давний разговор о праве первородства – ведь с тех пор так много всего произошло.
– Знайте, Мэри, я пощадила вашу сестру только благодаря вам. Некоторые мои приближенные требовали ее казни.
Я хотела напомнить ей, что про мою сестру едва ли можно сказать, что ее «пощадили»; конечно, ей сохранили жизнь, но она живет в клетке, оторванная от тех, кого она любит. Но я почтительно молчала – послушная Мэри, карманная игрушка королевы. Меня переполяла горечь; боюсь, если я умру и меня вскроют, то увидят, что внутри я почернела до самых костей.
Она протянула мне крошечный портрет:
– Как по-вашему, она красива?
Я знала, чего она ждет от меня. Нужно сказать: «Ей далеко до вас». Неожиданно даже для себя я ответила:
– Да, по-моему, она красавица.
Королева прищурилась и сжала губы. Я приготовилась к вспышке гнева, но она, к моему удивлению, сказала:
– Честность – вот качество, которое меня весьма восхищает. Да, она и правда настоящая красавица. – Она достала еще одну миниатюру, повертела ее в руке. – Я нашла хорошего жениха для своей красивой кузины. Вот за кого я собираюсь выдать ее замуж. – Она кинула мне еще одну миниатюру, и я поймала ее на лету.
– Дадли?! – ахнула я, увидев портрет.
– После того как я сделаю его графом Лестером, он будет для нее вполне подходящей партией.
– И вы пойдете на это? – спросила я, невольно восхищаясь этой женщиной.
За окном послышались первые нотки предрассветного птичьего хора. Свою песню заводила одинокая славка-черноголовка; вскоре к ней присоединился хор пеночек.
– Вы сами сказали, что я прислушиваюсь к голосу разума, а не сердца. Только ему одному я полностью доверяю. Я иду на это ради Англии.
