закончилась, я начала снова. Некоторые дамы хлопали в такт. Я ждала и наблюдала.
Королева подозвала к себе Фрэнсис, о чем-то ее спросила. Фрэнсис кивнула, как марионетка. Я дышала часто и неглубоко и старалась не думать о том, что сейчас произойдет. Вспоминала день нашей свадьбы, первую брачную ночь, когда я лежала в объятиях моего дорогого мужа. Пока пальцы продолжали играть, я вспомнила все четырнадцать дней и ночей, что я пробыла женой Киза, наши маленькие радости, наши счастливые мгновения. Я боялась, что моя радость скоро закончится.
Фрэнсис подошла ко мне:
– Ее величество хотят переговорить с вами!
У нее на лице злорадная ухмылка, которую я с радостью стерла бы, будь мое положение другим.
Все затихли и стали гадать, что происходит, обменивались вопросительными взглядами. Я встала на колени перед королевой, опустив голову, глядя в пол.
– Мэри, посмотрите на меня, – приказала Елизавета.
Я подняла глаза. Ее лицо было непроницаемо.
– Вы вышли замуж?
Я кивнула.
– За старшину дворцовой стражи.
Не знаю, что больше вызвало ее отвращение – то, что я вышла замуж без ее ведома и согласия, или то, что Киз намного ниже меня по положению, – возможно, и то и другое.
Я чувствовала, как внимание всех присутствующих переместилось на меня.
– Осталась ли у меня хоть одна кузина, не предавшая меня?
Все затихли в ожидании взрыва. Окно было открыто; я слышала, как дятел стучит клювом по дереву. На улице лето. Когда королева снова заговорила, голос ее звучал довольно спокойно, что даже хуже, потому что неожиданно.
– Вы пренебрегли моим мнением. Как по-вашему, что мне следует с вами сделать, Мэри?
В этот миг я решила, что не убегу, поджав хвост, как послушная девочка – как милая маленькая Мэри Грей, золотой ребенок. Я не отдам свою свободу без боя.
– Ваше величество, – начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я не представляю для вас угрозы. Я не смогу выносить ребенка, который мог бы претендовать на ваш престол. Меня с трудом можно назвать женщиной. – Я развела руки, словно призывая ее посмотреть на меня, на мое бесполезное тело.
Королева вытерла лоб рукой и плотно сжала губы. Мне показалось, что в ее глазах мелькнуло сострадание.
– Выйдя замуж, я стала никем, – продолжала я. – По-моему, я заслуживаю хотя бы надежды на счастье. От моего замужества никому не будет хуже.
Она закрыла глаза и снова медленно открыла их на мгновение, я тешила себя мыслью, будто умиротворила ее.
– Прошу вас, не заставляйте меня расплачиваться за проступки моей сестры.
Елизавета глубоко вздохнула и очень тихо произнесла:
– Мэри, если бы только такое было возможно! – Она продолжала громче, чтобы ее слышали все: – Если я это допущу, весь мир подумает, что мною можно пренебречь и затем получить прощение!
– Но ваше величество в юности также допускали ошибки… – После того как эти слова невольно слетели с моих губ, я сжалась от ужаса. Королева не любит, когда ей напоминают о ее слабостях, – уж мне ли не знать!
– Уведите ее! – приказала она, отвернувшись от меня.
Стражник схватил меня за плечо и потащил прочь. Вывернув шею, я крикнула:
– Надеюсь, вас мучает совесть за те страдания, которые вы причинили семье Грей!
Кокфилд-Холл, январь 1568 г.
Врач проткнул тонкую кожу на сгибе моего локтя. Я думала о ранах Христовых. На белой коже раскрывался красный цветок, лепестки опадали. Я смотрю, как рубиновая струйка медленно наполняет чашу – из меня выходит проклятая кровь Тюдоров. Я закрыла глаза, стараясь сохранить вчерашнее светлое воспоминание. Вчера я видела в окно, как в саду бегает Том. Он скакал верхом на метле, изображающей лошадку; собаки бегали за ним, как гончие за оленем.
Мне показалось, что сейчас лето, но, судя по ледяным узорам по краю окна, середина зимы, и вот я уже не помню, когда я видела Тома в саду. В последнее время в голове у меня все путается. Иногда, просыпаясь, я думаю, что я в Пирго или даже в Тауэре и совсем рядом со мной мой Гертфорд. Потом я вдруг вспоминаю, что его рядом нет, и с удивлением обнаруживаю себя в незнакомом месте. Мне приходится спрашивать одну из служанок, где я. Воспоминания выцветают, а звонкий смех Тома становится таким тихим, что я едва его слышу.