сидит, поникшая, у окна, закрыв голову руками? Я подсела к ней.
– Неужели ты хотела, чтобы наследницей назначили тебя? – спросила я.
– Конечно нет, – ответила она, сдерживая слезы. – Из меня вышла бы никудышная королева… Через несколько дней и мне отрубили бы голову. – Она невесело усмехнулась.
Мы обе какое-то время молчали.
– Так что тебе ничто не угрожает, – сказала я наконец, беря ее руки в свои.
Было холодно; сестра выглядела беззащитной.
– Но Елизавета меня ненавидит. Я ухитрилась нажить в ее лице врага, хотя почти не знаю ее.
– Тогда не возвращайся ко двору, – посоветовала я.
– Мэри, неужели ты меня совсем не знаешь? Здесь я зачахну и умру! – Она нахмурилась и бочком вышла из комнаты.
Maman даже не заметила небольшого происшествия; она, Левина и Юнона обсуждали, какой пир устроят вечером.
– Сбитые сливки с вином, – предложила Левина.
– О да! – согласилась Юнона. – И засахаренные фрукты.
– И марципаны, много марципанов, – добавила Maman. Она вызвала дворецкого и приказала позвать повариху.
Тут раздался стук в дверь и вошел один из пажей. Лицо у него было красное, и он смотрел на свои руки. Я услышала, как звонит колокол, а за ним – еще один, дальше.
– В чем дело, Альфред? – спросила Maman. – Ты хочешь что-то сказать?
Звонили все новые колокола, должно быть, на деревенской колокольне.
– Да, миледи. – Ему, похоже, было трудно говорить; мы смотрели, как он ломает руки. Наконец, еще больше раскрасневшись, он произнес: – Вести из Лондона. Королева скончалась, упокой Господь ее душу.
Должно быть, прибыл еще один глашатай, сразу вслед за первым. Альфред крестился, а я гадала, истинный ли он католик или так же привык к этому жесту, как и все мы, и привычка стала его второй натурой.
– Mon Dieu! – воскликнула Maman. – Значит, все кончено.
Мы молчали. Эту новость мы ждали уже десять дней.
– Слава богу, – пробормотала Левина. – Больше никого не сожгут.
– А ведь мы с Марией вместе росли… – Maman умолкла, как будто вспоминала прошлое. Она тяжело опустилась в кресло и подперла подбородок ладонью.
Паж вертел в руках шапку.
– А, Альфред! – Maman внезапно вспомнила о нем. – Велите священнику звонить в колокола.
– Миледи, это не все, – пробормотал он, глядя в пол.
– Что еще?
– Кардинал Поул… тоже умер.
– Кардинал? В один день с королевой?
– Именно так мне велели вам передать, миледи.
– Как странно. – Maman покачала головой. – Наверное, теперь они вместе. Благодарю вас, Альфред; ступайте и распорядитесь, чтобы звонили в колокола.
Я гадала, в самом ли деле королева и кардинал окажутся вместе. Куда они попадут – в ад, на костер, за то, что преследовали сторонников новой веры? А может, они окажутся в чистилище, в которое они оба верят. Старалась представить себе мир, где истина заключается в том, во что ты больше веришь.
– Да, миледи. – Альфред, наверное, рад был поскорее уйти.
– Где Китти? – спохватилась Юнона, нарушая молчание.
– Она очень расстроилась. По-моему, вам лучше позаботиться о ней, – ответила я.
– Почему вы мне не сказали? – с неподдельной заботой воскликнула Юнона, подзывая к себе любимого пса Кэтрин и выходя из комнаты.
– А вы что будете делать, Вина? – спросила Maman. – Георг и Маркус теперь вернутся? Ведь вы останетесь в Англии?
– Фрэнсис, – ответила Левина, – Англия стала мне домом. Я здесь живу, а средства к существованию зарабатываю при дворе. Елизавета хорошо меня помнит с тех пор, как мы вместе жили в доме Катерины Парр.
– Возможно, все обернется к вашей выгоде, – заметила Marxian.
– Да, наверное, – согласилась Левина. – Сесил уже выпытывал у меня, намереваюсь ли я остаться при дворе.
– Рада слышать, – кивнула Maman. – Для меня было бы невыносимо вас лишиться, Вина. Наверное, Сесил станет ее государственным секретарем.
