занимаюсь. Ужас какой-то, будто я не научный сотрудник, а какой-то враг народа. Словно только тем и занимаюсь, что продаю государственные секреты.
Фёдор удивился. За учёной, которую знают во всём мире, следят, как за шпионом. Это совершенно не укладывалось в его представление о науке.
– Одно время они требовали установить решетки на окнах и железные двери с сигнализацией, а ещё хотели посадить ко мне охранника. Вот такие у нас порядки по сохранности секретной информации! Но я их всех перехитрила: поставила несгораемый сейф. И охранник не потребовался – моя коллекция самородного золота хранится в спецчасти института, а тут пробы, с которыми я работаю. Поэтому теперь ко мне претензий нет. А вы говорите – переименовать лабораторию.
Наташа чуть не прыснула от смеха. Она хорошо помнила эпопею с сейфом, когда досталось даже ей.
– Наташенька, подлей, пожалуйста, Фёдору чайку, а то он сидит с пустой кружкой, как в гостях.
Фёдор хотел отказаться, но, увидев, что девушка потянулась к чайнику, промолчал. На стеллаже он заметил узкие ящики с карточками и подумал, что это картотека литературы или результаты анализов самородного золота. Между стопками карточек были вставлены закладки, говорившие о том, что ими пользуются.
– Нинель Захаровна, это ваша золотая картотека? – показывая на стеллаж, спросил Фёдор.
– Только незначительная часть, с которой мы сейчас работаем. Вся картотека в несгораемом шкафу. Это же бесценная информация, собранная по крохам, поэтому с ней надо обращаться очень аккуратно.
– Если не секрет, сколько у вас анализов золота?
– Нет тут никакого секрета, – улыбнулась Петрова. – Немногим более тысячи. В основном это данные по самородному золоту из месторождений Урала, Средней Азии, Забайкалья, Ленского района, Дальнего Востока и Приамурья. Конечно, есть и из Якутии. А из зарубежных – золото Канады, Америки, Африки, Австралии и Европы. Как видите, география – почти весь мир. Анализы выполнены преимущественно химическим и спектральным методами. Но есть тут одно «но». Более половины характеризуют только содержание серебра в самородном золоте, одна треть – наряду с серебром ещё медь, свинец, железо и мышьяк, и только в двадцати процентах моих проб, кроме перечисленных, определены висмут, сурьма, ртуть и другие элементы.
– То есть получается, что у вас всего двести полноценных анализов золота, – быстро подсчитав, сказал Фёдор. – Это, прямо скажем, негусто, – невольно вырвалось у парня. – Маловато!
Лицо Петровой вытянулось, брови поднялись дугой. Весь её вид выражал недоумение. Её коллекцию по золоту, которую она собирала всю научную жизнь и не без оснований ею гордилась, поставил под сомнение какой-то молодой человек, о котором она никогда даже не слышала.
– Разве это мало? – сказала она с вызовом. – Такого количества анализов самородного золота в нашей стране нет ни у кого. Слышите, Фёдор, ни у кого.
– Вы ошибаетесь. Есть, и намного больше.
Петрова захлопала глазами, на щеках выступил румянец.
– Скажите, у кого? У Барсукова, Моисеева, Фролова? – Она назвала ещё несколько фамилий.
– У меня. Если быть точным, то – две тысячи триста пятьдесят семь анализов – на все элементы. Правда, процентов семьдесят составляют анализы золота из месторождений Якутии и Северо-Востока страны.
Выслушав Фёдора, Петрова вначале подумала, что он всё придумал, и только взвесив каждое сказанное им слово, поняла – молодой человек не обманывает.
– Да, своей базой данных вы меня, откровенно говоря, просто потрясли. Здесь вы продвинулись намного дальше меня. Теперь я вижу, что моя картотека с анализами самородного золота, которой я так гордилась, – это каменный век. Такая база данных, как у вас, – это квинтэссенция любой науки, в которой накоплено много информации. Как же вы до этого дошли?
– Если честно, помог случай. Узнал, о золотой коллекции, хранившейся в нашем Геологическом музее, и решил, что её надо систематизировать. А дальше – больше, так же, как вы, собирал по крохам. Занимался в свободное от основной работы время. Это, так сказать, стало моим хобби.
– Ничего себе хобби! – воскликнула Петрова. – Тут и в рабочее время не всё получается – не хватает суток, а вы в свободное время занимались. Собрать и обработать столько информации – это же титанический труд. Я, как никто другой, это хорошо понимаю. Для того чтобы подготовить материал для своей монографии, мне потребовалось тридцать лет.
Петрова тяжело вздохнула и устало провела рукой по голове. Издание фундаментальной работы, какой была её монография, требовало огромного объёма информации, которую следовало собрать и «переварить». Только после этого получалась готовая продукция, которую можно помещать в книгу. На такой научный подвиг способны были единицы – люди, пожертвовавшие собой ради науки.
– Фёдор, если всё обстоит именно так, как вы рассказали, то у вас почти законченная диссертация. Причём очень хорошая. Зачем вам заниматься какими-то бесперспективными поисками, когда рабочее время можно отдавать любимому занятию? Я готова взять вас к себе в лабораторию и одновременно оформить своим соискателем.
«Круто, ничего не скажешь. Я об этом мечтал, но меня не поняли, а теперь вот даже приглашают заниматься…»
