корову купили. Жить бы на земле спокойно да радоваться, так нет, опять в тайгу потянуло. Это уже как болезнь, от которой не отвяжешься.
Крепкая старушка быстро направила чай. На столе появились домашние булочки, брусника, посыпанная сахаром, и халва с конфетами.
– Молодёжь, присаживайтесь поближе – пригласила хозяйка. – Дед сейчас вас заговорит, обо всём забудете. Его хлебом не корми, только дай поболтать.
Попив чаю, Фёдор перевёл разговор на Егора Охлопкова.
– Это который Гошка Охлопков? – уточнил старик. – Твой дед, стало быть.
Семён Иннокентьевич подтвердил.
– Ну, как же не знать? Гошку я хорошо помню, один сезон мы на Тимптоне вместе старались, а потом уже на ключе Незаметном золото мыли. У меня даже сохранилась старая фотография, где мы с ним в посёлке Незаметном снимались. Это он уже позже стал городом, в 1939 году его переименовали в Алдан. Так вот, как сейчас помню: получили мы тогда хорошие деньги и заказали штоф водки в трактире. А потом пошли фотографироваться у Ковальского, да загуляли маленько. Два дня гужевались, пока больше половины денег не спустили. Ой, было дело! А теперь-то что? Остались только воспоминания. Сейчас я найду ту фотографию.
Фёдор подумал, что зря возлагал надежды на эту встречу, – старик сейчас начнёт впадать в детство, и толком ничего от него не узнаешь. Между тем тот принёс потрёпанный фотоальбом и, полистав, показал на снимок.
– Смотрите, вот мы с Гошкой. – На пожелтевшей фотографии Фёдор увидел здорового бородатого мужика, стоявшего рядом с худощавым пареньком азиатской внешности, с роскосыми глазами и шапкой густых черных волос на голове. – Вот Гошка. – дед ткнул пальцем на худощавого паренька. Был он в расстёгнутом кожаном пальто и в холщовой косоворотке. – Смотри-ка, совсем как пацан, а ведь Гошка лет на десять старше меня. Сколько я его знал, он всегда оставался таким щуплым. Но шустрый был малый, слов нет. Семён, ты похож на своего деда, – кивнул он Охлопкову.
Тот вдруг вспомнил, что бабушка однажды рассказывала, как дядя Егор ходил в экспедицию с какими-то русскими, и сказал об этом старику.
– Я в ту экспедицию не ходил. Ты меня туда не впутывай, – неожиданно заволновался дед Фёдор. – Это случилось без меня. А про ту экспедицию я узнал только от Гошки. До этого ничего о ней даже не слышал. Ей-богу, ничего! Так что ты на меня собак не вешай. Я тут ни при чём.
Старик изменился прямо на глазах: из тихого божьего одуванчика, каким он предстал перед гостями, превратился в крепкого напористого мужика, отстаивающего свою правоту. От волнения у него даже задрожали руки и затряслась голова. Фёдор почувствовал здесь какую-то скрытую тайну.
– А что с той экспедицией случилось? – спросил он старика.
– Пропала она. Вот что случилось.
Старик ответил так сердито, будто его расспрашивали о чём-то запретном, о чём он не хотел говорить.
– Как пропала? – не отступал Фёдор. – Что, совсем пропала?
– А как иначе? Как в тайге люди пропадают: был человек, и нет его. Поди узнай, куды он подевался. То ли медведь задрал, то ли сам утоп в болоте, а может, повстречался с душегубом каким. В тайге, говорят, страшнее человека зверя нет. Одним словом, что я скажу: исчезла та экспедиция, и всё тут. Пропала с концами.
Первое волнение прошло, старик немного успокоился, и, если бы не трясущиеся руки и всё еще красное лицо, показалось бы, что ничего не произошло.
– Но в экспедиции же участвовал не один человек, – продолжал расспрашивать Фёдор. – И что, все бесследно пропали, и никто не возвратился?
– Ну и что из того, что много их было? В тайге в то время и бандиты хищничали, и китайцы, и недобитые белые, и даже красные промышляли. Скоко людей полегло из-за этого чёртова металла! – Дед закашлялся и, отхлебнув чаю, продолжал: – Вот теперь поди узнай, на кого они напоролись. Раз из тайги никто не вышел, значит, все погибли, подчистую. Может быть, когда-то их следы ещё проявятся. Ну, чем чёрт не шутит, в жизни всё бывает. – Последние слова он произнёс так, будто оставлял надежду на благополучный исход.
Казалось трудно даже представить, что пропала целая экспедиция. Двадцать человек с оленями и снаряжением ушли в тайгу, а назад не вернулись.
– Значит, моему деду крупно повезло. Это, наверное, сам Всевышний его сберёг, не дал на поругание злодеям. Я думаю, он уцелел благодаря Божьей помощи.
С детства Семёну говорили, что Бога нет и быть не может. Особенно много об этом говорили в школе, и, казалось бы, при коммунистической идеологии ребёнку ничего не оставалось, кроме как ещё с пелёнок впитывать неприязнь к религии, однако получилось наоборот: чем больше ему говорили, что это плохо, тем сильнее он проявлял интерес к запретному. В школе Семён прочитал Библию и с тех пор считал себя христианином. А уже в студенческие годы покрестился в церкви.
– При чём тут Всевышний? – встрепенулся старик. – Геологи дали Гошке какие-то пробы, чтобы он их переправил на Большую землю. С ними он поехал в город и там в каком-то комитете рассказал о находке геологов. Однако его рассказ, видать, всерьёз не восприняли или просто не поняли. Этого я сказать не могу, не знаю, в чём там причина. Знаю только, что в том комитете его «потрясли», как последнего злодея. У Гошки нашли ещё золотишко, которое он припрятал на чёрный день. Думал, раз зашил под подкладку, значит, никто не догадается, а там, видать, тоже ухари нашлись, не в пример ему, лапотнику
