– Вне всяких сомнений, это ловушка, – согласился граф. – Именно поэтому я должен ехать. Только я смогу помочь Джону.
– Это безумие! Вы забыли, что случилось с принцем Морианом?
– Мориан – глупый сопляк, – возразил Уильям. – Он сам предрешил свою судьбу, отдав столицу в руки узурпатора.
– Нам неизвестна его судьба. Если он умрёт, узурпатор станет вполне законным королём. Не забывайте, Люциус Тибальд – племянник Конрада Молчаливого.
– Адамантом правит не он, а его мать, – жёстко возразил граф. – Тебе напомнить, кто она? Тебе напомнить, кто такая Кая?
Уловив ход мыслей графа, старик изменился в лице:
– Интервенция? Она не посмеет!
– Она захватила трон. Мы не можем быть беспечными. Если мои худшие опасения оправдаются, королевство захлебнётся в крови. Ловушка или нет – это наш единственный шанс. Мозаичные века прошли. Север не выстоит в одиночку.
– Позвольте мне поехать с вами.
– Нет. – Граф положил руку на плечо старика. – Фредерик, мой добрый друг, ты нужен мне здесь. Я оставлю на своём месте юного Адама Олдри. Служи ему так, как служил мне. Пускай в тебе он найдёт верного советника и опору в делах. Я всецело доверяю этому юноше, как доверяю тебе.
– Я не подведу вас, милорд, – пообещал Рейли.
В своём просторном одеянии Яков Орвис напоминал величественную статую. С разноцветной стены мраморного зала на него смотрели горы, реки, поля и города королевства. Мозаику переделывали много раз, но она всё ещё сохраняла тот возвышенный дух, что придали ей руки древних мастеров, воздвигших королевский замок много веков назад.
Карта поражала своими деталями и искусством исполнения. Будь то россыпи Самоцветных островов или оспины Мареновых топей – всякая часть её была воссоздана с крайней скрупулёзностью и заботой. Озёра, реки и моря синели лазуритом. Вершины Железных гор уходили под потолок, сливаясь с рельефным декором зала. Гранатовая звезда, размером с детский кулак, обозначала столицу.
– Прекрасная страна, – раздался голос за спиной Орвиса.
К первосвященнику подошёл Ирвиш Дон-Кан. Он двигался удивительно тихо для человека своей комплекции. Заложив за спину пухлые руки, купец встал рядом.
– Последний раз её переделывали при Конраде Завоевателе, – продолжил он. – Его видение единого государства было… беспрецедентным.
Яков Орвис вернулся в зал после того, как новый совет разошёлся. Он хотел поразмышлять в уединении и не думал, что встретит здесь ещё кого-то, кто был способен проникнуть в его мысли.
– Он направил свой взор на восток, и дела его стали началом великого объединения земель, – согласился жрец.
– И всё же ваши глаза направлены на запад, – лукаво заметил Дон-Кан. – Что ищете вы там, друг мой? Сокровища древнего города?
– Сердце, сделанное из золота, способно увидеть лишь его блеск, – надменно произнёс Орвис. – Моё сердце образовано более ценной материей.
– Не хотите ли вы сказать, что в груди у вас бьётся мешочек дымчатых брильянтов?
Острота Дон-Кана не вызвала улыбки на суровом лице жреца.
– Я говорю вам о вере, – смиренно, но многозначительно пояснил служитель Наследия.
По широкому лицу Дон-Кана расплылась снисходительная улыбка.
– Вера не согреет вас зимой, не накормит солдат и скот, не отвратит меч врага от груди. Нет, это под силу лишь власти, а власть – это золото.
– Власть – это власть, а золото – это золото. У короля было и то и другое. Спасло ли это его в роковой час? Спасёт ли это вас?
– Признаться, я был немного удивлён, когда узнал о вашем участии в нашем… предприятии. Если бы воинство капитула вмешалось, графине вряд ли удалось бы захватить город. До меня доходили слухи, будто орден этот весьма многочислен.
– Наследники служат высшей цели. Они защищают веру, а не короля.
– Не вы ли возлагали корону на его чело?
– Он утратил верный путь, предал наше доверие. Разве можно было допустить, чтобы семя его и дальше влекло страну в пропасть?
– Но Люциус тоже кровь от крови короля, – попытался подловить его Дон-Кан.
– Люциус Тибальд – истинный Серокрыл. Его волосы окрасило серебро уже в десятилетнем возрасте. Его глаза говорят о священной крови.
– И поэтому он, разумеется, станет хорошим королём.
– Если на то будет воля Древних, – согласился жрец, проигнорировав иронические нотки в голосе купца.
Сославшись на приготовления к коронации, Яков Орвис удалился. Ему больше не хотелось упражняться в красноречии с хитрым и изворотливым советником. Вернувшись в санкторий, он распорядился, чтобы его никто не беспокоил, и уединился в келье, больше напоминающей богатое светское жилище.
Затворив дверь, Орвис открыл резные дверцы гардероба. В его руках оказался балахон красной парчи с шитой золотом каймой. Облачившись в него,
