Загремел гром, небеса в мое сердце запустили сотни своих огнедышащих стрел; я соскользнул по ее телу, припал к ее стопам. Небеса так и не дали мне ответа. Святой был миг… То, что не было раньше, осуществилось в мгновение ока, а мгновение неожиданно нагрянувшего счастья растянулось на целую вечность. А я не несу никакой ответственности за то, что случилось в этот миг. Но он в корне изменил меня. Нет, теперь я несу ответственность за себя, за ту жизнь, которая в мгновение ока во мне все переменила. А это меня страшно пугает. Миг стал памятью. И, вспоминая его силу и хватку, я опять желаю прожить его. Вот снова наклоняюсь, чтобы поцеловать Шах-Заду в кончик носа…» Тело Хасана напряглось от желания, перед глазами поплыли дымчатые круги. Надо разыскать Шах-Заду, разыскать ту березу, ту веревку, на которой она повесилась… Хасан упал на колени и зарыдал: «О Аллах, за какой грех я потерял ее?!..» – он бился головой о рыхлый снег; с его глаз на него падали крупные слезы, они, падая, превращались в маленькие ледяные стекляшки…
«Если бы я нашел ее, всю ответственность за то, что произошло с нами, я бы взял на себя. И тогда меня не мучило бы сознание, что потерял ее по своей беспечности… – теряя нить мыслей. – Это я, я сам творю свою истину. Вместе с сотворенной истиной я сливаюсь с вечной жизнью. Значит, и богу без греха смогу смотреть в глаза. Это правда, что тот миг наступил неожиданно, помимо моей воли, как послание сверху. Хотя я ждал, искал ее, одновременно всеми силами души избегал ее. Ко мне потянулись ее руки, мои руки коснулись ее груди, вспыхнуло желание, а потом вспыхнула страсть, похожая на огромное пламя, я в нем сгорел дотла. И миг решил за меня, как быть, куда повернуть. Никогда в жизни я не стремился к праведности с такой страстью, с какой моя душа, мои руки тянулись к Шах-Заде…
Ведь жизнь – не розовая картинка, которая рисуется в воображении несмышленого человека. Никто не может предугадать, куда она в следующую минуту тебя повернет. В ней, как в природной первооснове, возникают бури, пожары, вулканы, землетрясения, засухи. Даже самая счастливая жизнь несет в себе некие драмы, даже катастрофы. Но для того чтобы жизнь была благополучной, полной смысла, даже при самых сложных обстоятельствах, необходимо что-то очень важное иметь внутри себя – самосознание, непорочную душу. Самосознание у меня есть, но душу свою вместе с утратой Шах-Зады потерял навеки. Внешние жизненные катаклизмы отняли у меня то, что я называл счастьем.
Первая катастрофа в моей жизни – это смерть отца. Никто тогда мне не помог, а я с малютками-братьями остался один. Вторая – когда убили моего единственного сына. Третья – это измена Милы. Четвертая – когда люди в масках напали на нас и выкрали тебя, Шах-Зада. И когда я искал тебя, нигде ни в ком не нашел помощи и сострадания, даже у районных властей: милиции и прокурора. А потом этот Шархан… Его дружки. Да, я узнал их голоса: это они выкрали у меня Шах-Заду. Это они надругались над ней, над нашей любовью. Это они лишили ее, мою звезду, жизни, нас будущности…
Я проиграл в этой жизни, проиграл сатане и грохнулся лицом о землю. Все, против чего я боролся, теперь осталось во мне самом. Чем больше стараюсь понять жизнь, тем сильнее запутываюсь в ней. Частица священной веры, которая испытывала меня, угасла, мои думы, мои радости по земле рассыпалась пеплом».
Хасан не сдерживал слез. Слезы, выворачиваясь из сердца горькими стонами, крупными горошинами стекали к уголкам глаз, оттуда падали на грудь и со звоном под ноги: «кап, кап!..». «Только бы они не превратились в пули…»
На востоке полыхала кроваво-красная заря. Купол неба приходил в необъяснимое движение. В Урочище оборотня установилась тишина, какая обычно бывает перед неожиданной грозой.
Вдруг верхушки священного дуба засияли ярко-красным и зеленым пламенем. В мгновение ока этим сиянием заполнилась вся долина Караг-чая, вершина Священной горы, где хранится небесный меч, Урочище оборотня.
Небесный купол над Урочищем оборотня превратился в один сияющий разноцветными огнями котел. На шапке Священной горы заряжались и в сторону священного дуба табунами неслись молнии. Они летали зигзагами и ударяли в Урочища оборотня, рядом с ручейком. Удары грома, разламывая небеса над священным дубом, раскатывались, эхом отдаваясь по горам и долинам. То красные, то зеленовато-белые сполохи огня зловещими змеями ударялись вокруг дуба. Дуб они обходили, словно мощного громоотвода. Единичные стрелы молний попадали в макушки его раздвоенных ветвей. Они, оставляя на их поверхности синее пламя, с шипением и треском по кроне уносились в могучие корни. Корни дуба под их натиском словно выдергивались из земли, шипели, подпрыгивали, отталкиваясь или притягиваясь к разрядам электрических волн. Дуб стоял могуче, величественно, словно молнии его заряжали своей энергией. Удары вокруг дуба были такими сильными, что в считанные секунды весь участок с дубом-великаном, ручейком превратился в горящий ад. По всей долине реки полыхал огромный пожар.
Хасан увидел, что в палатку, где дрыхли Артист, Волкодав, Пеликан, ударила молния. Из палатки, ревя от боли, крутящимся шаром выкатился Шархан. А палатка вместе с Артистом и Пеликаном в ней вспыхнула в мгновение ока …
Молнии, продолжающие обрушивать свою ярость на поляну со священным дубом, не трогая Хасана. Со временем огненные молнии обрели какой-то синий, зеленый цвет. Электрическая дуга синего, зеленого цвета крутилась вокруг Хасана. А предрассветный восток переливал белым, красным, желтым, зеленым цветами.
Вдруг из дупла священного дуба вырвался язык пламени. Пламя, поднимаясь ввысь по стержню дуба, приобретало формы какого-то живого существа, похожего на Рыжеватую волчицу. Это пламя, сливаясь с разноцветными красками на вершине дуба, засияло ярче солнца. Оно на некоторое время зависло над священным дубом, оторвалось и с воем устремилось в небеса.
Неожиданно наступила тишина. Все вокруг замерло. На вершине Священной горы образовался и всепоглощающим воем на Урочище оборотня двигался
