Черные от непромытых глаз слезы текли по синему от ужаса лицу. По подсиненным подштанникам начало расплываться желтое пятно. Винтовка плясала в дрожавших пашкиных руках. Не гнувшимися пальцами он нажал курок. «Ой, б…! Больно!» — взвизгнул Степка, вскочив на ноги и держась за живот. Второй выстрел отбросил его к стенке. С хрипом сполз Степка по стене, оставляя на ней кровавый след.
— Добей в упор! В голову! — велел Разуваев.
Уперев трехлинейку в степкин лоб, Жихарев выстрелил. Оставшееся на лбу пороховое пятно немедленно размылось кровью, перемешанной с кусочками мозга. Пашку с непривычки вырвало. Когда он пришел в себя, милиционеры уже разошлись. Во дворе остались Ворошилов, Эткин и Разуваев.
— Что делать с тем, что этот гад наворовал? — спросил Ворошилова Эткин. — Может быть, вернуть?
— Как учит вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, революция в белых перчатках не делается. Все, что награбил Бормотухин, переходит в собственность государства и является достоянием народа. Так и объясните, если будут спрашивать. Как намерены использовать этого паренька, — кивнул Ворошилов в сторону Пашки.
— Заменит Разуваева, а Разуваев будет только на оперативной работе.
— Правильно! Завтра пусть и приступает! От патрулирования, арестов и обысков освободить! Паек увеличить! Завтра товарищ Разуваев покажет, как это делается, а дальше пусть занимается сам!
На следующую ночь повезли на расстрел двух налетчиков, спекулянта мукой и степкину мать. Утром Пашка договорился за каравай хлеба и шмат сала с теми же могильщиками, что хоронили его отца. В десять вечера он нанял ломового извозчика, пообещав ему хорошую плату. После этого приговоренных раздели до нижнего белья, связали и усадили на телегу.
— Что-то не по сезону седоки одеты, — хихикнул извозчик.
— А им одёжа больше не потребуется — на шлёпку везем, — пояснил Разуваев.
— Голубчики, братцы, православные! Может, кого-нибудь другого возьмете? — запричитал извозчик.
— Хватит канючить! Их на том свете заждались! — оборвал его Разуваев.
До кладбища ехали под тихий мат налетчиков, всхлипывания степкиной матери и поскуливание спекулянта.
— Побудь с ним! — указал на извозчика Разуваев конвоиру-милиционеру. — Как бы не сбежал от нас! Назад, эвон, сколько добираться!
Могильщики уже ждали в сторожке.
— Где же покойники? — удивились они.
— Вот покойники! — указал Разуваев на четверку приговоренных.
Когда подошли к могиле, Разуваев внезапно выхватил наган и выстрелил в затылок одному из налетчиков. С Изумлением обернулся другой, и пуля Разуваева угодила ему в сердце.
— А этих — ты! — кивнул Разуваев на спекулянта и степкину мать.
Ойкнув, спекулянт прыгнул в могилу, ничком упал на ее дно и, скуля, засучил ногами.
— Посвети, папаша! — приказал Пашка пожилому могильщику.
Он определил, что пуля попала в цель, потому что спекулянт вытянулся и затих.
— К яме! — скомандовал Жихарев степкиной матери.
Та, забормотав молитву, пошла к могиле, на краю которой ее уложила пашкина пуля.
— Бабу-то за что? — спросил могильщик помоложе.
— Много будешь знать — скоро состаришься. А состаришься — сам в яму ляжешь! — осклабился Разуваев. — И вообще теперь будете хоронить бесплатно! Это — ваша обязанность.
Мелко трясся извозчик, везя нас назад, в управление.
— Доехали! Зайди — за труды получишь! — указал на дверь Разуваев.
— Свят, свят, свят! — закрестился извозчик. — Отпустите Христа ради! Ничего мне не надо.
Развернув лошадей, он вылетел со двора.
Глава 3
Наступил апрель 1918 года. К этому времени Пашку перевели в ВЧК.
Вместе этим карательным органом он переехал в Москву. В соответствии с порядком, заведенным председателем ВЧК Дзержинским, приговор приводил в исполнение следователь, ведший дело. Когда же следователи были перегружены работой или кого-то не выдерживали нервы, подключался Жихарев. У него нервы были крепкими. К тому же, приговоренные вели себя достойно — в ногах не валялись, пощады не просили, не бросались на убийц с
