додумался транслировать его по каналам связи: некрасиво как-то получается.
Теперь ничто и никто не мешал мне снова пройтись над пушкой. Правда, аборигены, наученные горьким опытом, при моём приближении моментально разбежались, но орудие нужно обезвредить. Как? Не знаю. Но надо, и всё тут. Слишком опасная игрушка для тех, кто готов стрелять во всё, что шевелится. Придавить посадочной опорой? Хорошо, если сломаю ствол, а если попаду на казённик, оторванной штангой не отделаемся. Подцепить тросом и сбросить над морем? Уже что-то. Главная закавыка – подцепить. Это не ящик с пищевыми концентратами, удобных проушин у пушки нет, а у меня нет магнитного зацепа.
Что делать?
Не знаю, каким чувством наш спасённый угадал, почему я кручусь над пушкой и не спешу улетать. Но его режущий слух крик едва не вывел из строя слух экипажа и мои микрофоны.
– Оставьте им это! Оставьте! Пусть убивают друг друга! Скорее улетаем!
– Ну, да, пусть они стреляют друг по другу и по гостям, – зло бросил Том, одарив пассажира неприязненным взглядом.
«Этот чокнутый начал меня доставать», – услышал я по нейросвязи.
– Том, он прав, мы не вытащим пушку, – ответ я «процедил сквозь зубы». – Принимай управление.
– Управление принял.
Нижними камерами я видел, как аборигены, едва мы взлетели, сгрудились вокруг орудия и, уцепившись за выступающие части, дружно потащили куда-то свою ценность. Притом ребятки торопились, и я их понимаю: над плато уже поднимался предгрозовой ветер, а три четверти неба занимала колоссальная туча в живой бахроме молний. Но самое интересное я видел на гравилокаторе. Там, впереди, в океане, со скоростью километров сто в час двигалось к берегу нечто огромное и массивное.
– Возвращайтесь, вояки, – в динамиках звуковой связи раздался немного насмешливый голос Эрнеста. – Мы уже собирались идти на помощь, а вы сами справились.
– Эрни, ехидство – не твой конёк, – жёстко отрубил Том. Мы с ним вдвоём вели самолёт вверх, через болтанку стратосферы, и отвлекаться было нельзя. – Готовьте бокс, везём карантинного.
– Принял. Вы осторожнее там. Спутник почти в зените, мы отмечаем аномальные гравитационные возмущения.
– Ещё бы им не быть аномальными, – встрял я. – Тут репетиция всемирного потопа сейчас будет. Переведите мониторы на широкодиапазонные сканеры, такое зрелище грех пропускать.
Со всемирным потопом я, конечно, погорячился, но роботом ради науки пожертвовал: отправил «шарик» к побережью. И вовсю наслаждался прекрасным, грандиозно-пугающим зрелищем встающей из моря-окияна водяной горы. Тёмная вода, ещё не украсившаяся гребнем, накатывалась сплошной стеной, и… нет, не задевала нижней кромки туч, хотя трёхсотметровая высота позволяла. Тучи, повинуясь то ли причудам гравитации, то ли атмосферным потокам, тоже вздымались волной, не давая приливному цунами себя коснуться, и так же степенно опускались на положенное место у неё за спиной.
На Земле такое зрелище последними, пожалуй, наблюдали ещё динозавры в районе будущего полуострова Юкатан. Но, поскольку они этого не пережили, то и говорить не о чем. Хотя, говорят, уже на памяти людей подобные волны наблюдались, но они никогда не носили глобального характера… и не были ежедневной обыденностью вроде восхода, заката и активной вулканической деятельности.
– Планета-катастрофа, блин, – поделился мнением неугомонный Том. За пределами стратосферы он почувствовал себя в безопасности и немного расслабился. А расслабление у него всегда выглядело одинаково и не совсем цензурно. – Мы, конечно, отправим отчёт по инстанциям, пусть этот шарик хоть на запчасти разберут, хоть исследуют до дыр, но чтобы я на этот долбаный мокрый камень ещё раз сунулся – да чтоб меня подстрелили. Ад во плоти.
– Ад, – спасённый, до того тихо всхлипывавший на заднем сиденье, внезапно зашёлся в истерическом смехе. – Во плоти… Ад… Планета каторжников, это планета ссыльных и их потомков… Да, ад! Пусть они там терзают друг друга, пусть перебьют! Я им… я им немного в этом помог…
И смех перешёл в совершенно безумный хохот.
Вуур, сокрушённо вздохнув, извлёк из бортовой аптечки инъектор и приложил к грязной шее хохочущего психа. Смех на пару секунд сменился иканием, и в кабине воцарилась благопристойная тишина.
– Не осуждайте его, – спокойно, даже с грустинкой произнёс чуланец. – Судя по всему, в тех условиях сохранить разум даже мне бы не удалось. Пусть отдохнёт.
В кои-то веки ни мне, ни даже Тому нечего было сказать.
Маленький заатмосферный самолёт, лавируя в невидимых вихрях гравитации, порождённых планетой и её гигантским спутником, поднимался на орбиту.
Как удержать в карантинном боксе двинувшегося разумом человека? Только на сильнодействующих веществах. Пока он был в отключке, роботы успели его вымыть, набрать анализов и переодеть. И, пока двое умников колдовали над составом и структурой ниток, из которых было соткано его вонючее тряпьё, а Вуур увлечённо исследовал те самые анализы, спасённый проспал, как сурок, без малого сотню часов. Для полноценной иммунизации этого маловато, но для того, чтобы прийти в себя и хоть немного стать похожим на человека – вполне достаточно. Исчезли забитые грязью космы, была сбрита
