смысле дарить было нормально… Получать не хотелось! Что ещё? То, что везде в школе висели плакаты, мол, книга – источник знаний? Вот только скажи мне на милость, источником каких знаний может быть устаревшая, никому не нужная телефонная книга?..»
И вдруг я со всей отчётливостью вспомнил телефонную книгу города моего детства. Она была у нас дома. Небольшая. Потому что город небольшой, да и телефоны были далеко не в каждой квартире.
Но я отлично знал, на какой странице в этой книге есть номер нашего телефона, наш адрес, наша фамилия, имя и отчество моего папы. Я знал это и гордился тем, что в мире есть хотя бы одна книга про моего папу.
Я не разжёг тогда камин. Я не смог порвать и сжечь книгу без всяких объяснений. Просто я не могу жечь книгу! Я люблю книгу. И ещё я знаю, кто жёг книги…
А нажатием одной клавиши компьютера можно взять и стереть всего Льва Толстого или всего Достоевского или разок щёлкнуть клавишей и удалить всего Чехова вместе с Буниным. Почему Чехова вместе с Буниным? Да потому что они оба суммарно не так много написали. Что, два раза кликать, что ли?
И в момент нажатия и удаления великих литературных текстов с жёсткого диска компьютера ничего в мире не произойдёт. Ничего не случится. Ничего материального не исчезнет…
А если будет гореть даже телефонная книга… Будет гореть не просто бумага – будут гореть страницы, будут гореть адреса, имена и фамилии… Будет гореть история, будет гореть культура.
Две тысячи лет человечество писало на бумаге и читало написанное. Две тысячи лет! Почему же именно нам выписали историческую повестку не только присутствовать при прощании с бумагой, но и ускорить это прощание?
Мы не сможем бумагу удержать. Покупая новый компьютер, новый гаджет, мы только ускоряем и ускоряем это прощание…
Нас ждёт мир людей без почерков…
Читать люди не перестанут. Процессу чтения нет альтернативы. Но с исчезновением бумаги исчезнет то, что хранило наши прикосновения, хранило наши индивидуальности, наши неповторимости. Теряя почерк, человек теряет то, чего пока понять не может. Человек пока ещё радуется этой утрате. А юный человек радуется, прощаясь с бумагой.
Я же не могу себе представить мира без бумаги… Туалетная бумага и салфетки останутся. Я не об этом.
Я о звуке нажатия клавиши и о мире, в котором будут жить люди без почерка… Не могу себе такой мир представить. Не могу и поэтому боюсь его.
Но на самом деле я много чего боюсь…
Я, например, опасаюсь людей, которые ничего не боятся. Я знаю таких людей и сторонюсь их.
Те люди, кого я знаю и люблю, все чего-то боятся. Как минимум они боятся за меня, а я боюсь за них. Нам есть за кого бояться.
Я боюсь, когда они далеко, боюсь, когда они летят в самолёте, боюсь, когда они подолгу не звонят, очень боюсь их ночных звонков.
Боюсь, когда они болеют, и сам болеть боюсь. Я боюсь разных катастроф. Боюсь цунами даже вдали от моря. Я боюсь за бедную мою Родину.
Боюсь за своих детей.
Боюсь не суметь уберечь их и защитить от всего-всего… Я за всех детей боюсь. Вижу маленьких детей и боюсь за них…
Боюсь, особенно в связи с Родиной.
Да что там, я даже боюсь темноты! Не то чтобы сильно… Но я внятно темноты опасаюсь. И не стыжусь в этом признаться.
Пусть задумается тот человек, который совсем не боится темноты. Ведь если разобраться, тот человек, который совершенно не боится темноты… Это же такой человек, у которого, в сущности, попросту… Нет воображения.
Шёпот сердца
Впервые публикую два варианта одного и того же художественного произведения – монодрамы «Шёпот сердца». Между этими вариантами – два года и сто пятьдесят сыгранных спектаклей.
Первый вариант был написан изначально до сценического его воплощения. Второй записан после длительного исполнения спектакля.
Когда я решил подготовить текст «Шёпота сердца» для публикации, то увидел огромную разницу между изначальным замыслом и тем, что звучит со сцены.
Я попытался редактировать, изменять старый первоначальный текст, вставлять в него новые находки и зафиксированные сценические импровизации, однако убедился, что это невозможно.
Невозможно потому, что жалко отказываться от откровенно литературных и подробных фрагментов первого варианта, который писался именно как литературный текст, заменяя их короткими и более эффектными сценическими фразами. Но так же жалко отказываться от той композиционной лёгкости, которая пришла в это произведение в результате длительного сценического использования этого текста.
В итоге я решил оставить первоначальный вариант в неизменном виде и записать новую сценическую версию «Шёпота сердца», даже не заглядывая в исходный её вариант.
Надеюсь, что вам будет любопытно и даже интересно прочесть оба текста и увидеть, что происходит с литературным замыслом в результате его
