Фактически за вчерашний день оперативная группа прекратила своё существование. У меня осталось в строю меньше тысячи человек, три Т-34, все коцаные, пробитые, семь Единорогов и четыре Т-70М. Да, ещё две сорокопятки ИПТАПа и мой «паровой молот», который, экономя боезапас, почти не стрелял, потому остался «невскрытым». Основные потери в танках мы понесли во встречном бою с эсэсовцами, там же Вороны десанта стали на самом деле Кровавыми, а вот орудия и самоходы ПВО мне выбили «фоккеры», падлы!
Связался с Ватутиным. Спецсвязь ещё работала, как ни странно, хотя нас уже полностью и очень плотно окружили. Доложился.
— Ты держись та…
Сглазил. Высокочастотку нашли немцы. Теперь — только радио. Пока батареи не сдохнут. Все генераторы заранее вывели из кольца окружения. Очень уж они дефицитные, понимаешь. У нас на всю бригаду был один. Ещё два у немцев отбили. Отбили бы больше, но мои бойцы — что дети малые, не понимают, какая ценность — генератор, дырявят их, как решето. Рассказывают потом мне сказки, что бой был, немцы, понимаешь. Не понимаю! Немца — убей, а зачем генератор-то дырявить.
Стал прикидывать палец к носу, то есть обдумывать дальнейшие наши телодвижения, но был остановлен Волчарой:
— Ты отстранён от командования.
Я попытался рассмеяться, простонал:
— С хрена ли? И кем?
Он предъявился. Бумажки мне суёт. Да, с таким званием по окопам в тылу врага шариться?!
— Ну, и дальше что?
— Формируем ударную группу. На рассвете — пробиваться будем.
— Место прорыва по радио согласовывал?
Он выжидательно смотрел на меня.
— Ты же сам сказал, что слушают нас. Даже немудрёные наши шифры понимают. Нельзя радио пользоваться.
— Поучи отца…
— И баста! — подсказал я ему. — Дело твоё, командир. Ты только ребятишек моих не угробь!
Мой двойник с блиндажа пустого штаба изображал интенсивный радиообмен. Бойцы провели перегруппировку, окружение погрузилось в сон.
— Громозека, ни хера оно не красит!
— Будешь? — сказал он, коверкая речь набитым ртом, протянул мне батончик шоколада. Того самого, с начинкой.
Конечно, буду. И колёса буду глотать. Отстранил он меня! Ха!
— Где Прохор?
— Ща будет, вот. Не стал его будить. А, вот и он. Сам явился. Вот!
Прохор, как же ты изменился за это время! Нашел я и подобрал младенца в большом теле, сейчас на меня шел умудрённый жизнью на войне, загруженный заботами мужик. Он стал похож на заведующего хирургическим отделением нашей городской больницы. Той, что из моего времени, из будущего. Из моего прошлого. Парадокс. Ну, ладно, что теперь? Бывает.
Я лег, Прохор поколдовал надо мной. Всё? Да, Прохор, мастерство экстрасенсорное ты внушительно прирастил. Скилл «лечение» прокачал. Блин, не игра это! Не игра! Тут парни мои гибнут очень даже реально! На полном серьёзе. Без возможности релоуднуться и отреспиться. Навсегда!
— Чем тебя песня не устроила? Хорошая, вот, песня. О доме напоминает, — ляпнул Громозека. О чём ты? А, эта, что «красит стены»?
— Ты под стенами древнего Кремля жил?
— Да. Каждое утро в окно любовался, вот.
— Бывает. Песня — неплохая. Но, не каждое же утро!
Тут подошёл Волчара, командир силовой группы, что обеспечивал мою эвакуацию.
— Как самочувствие? — спросил он.
Я встал. Получше мне. Решил ответить обоим, и Громозеке, и Чекисту, запел. Песню из фильма «В бой идут одни старики». Навеяло, знаете ли.
А на припеве, там, где про раскудрявые, резные клёны, пошёл в присядку. Вот тебе моё самочувствие! Потому, как надо! Потому как скилл «Сила Воли» за год войны я выкачал на 116 процентов! До 93 левела! Это там, дома, я мог похандрить от простуды, от болящей спины. Там — я был другим
