получилось, что прежде чем заклинить, пулемёт прошил именно эту группу пленных.
Нас отсортировали от остальных, отогнали отдельно, заперли в сарае и по одному тягали на допрос. Обратно не возвращали. Я был предпоследним.
Дознаватель был в немецкой форме, но по-русски говорил без акцента. Опять то же — ФИО, номер части, и т. д. и т. п. Только потом дошли до самого интересного, когда вошёл заматеревший Вилли, — что я знаю об егерях и их командире Медведе.
Вилли, ты изменился. И не в лучшую сторону. Хромает — колено не работает, на руке — чёрная перчатка, вид бледный, нездоровый, безумный блеск в глазах. Если этот кокаинщик меня узнает, писец ежику.
Так, я — Ваня Кэноби. Играем по Станиславскому.
— Видел егерей. Хорошо воюют. Оснащены они хорошо. Ремни всякие. Карабины автоматические. Танки разные. Мы у них позиции постоянно принимали. Командира их видел. Большой такой. Как медведь. Куртка кожаная такая, укороченная. Слепой он.
— Слепой?
— Ну, очки у него такие, как у слепых — непрозрачные, чёрные. И морда вся обгорелая. В кепи ходил, а не в фуражке. Злой, как чёрт! Чуть не по его — сразу дерётся! И пулемёт постоянно таскает. В его руках пулемёт, как игрушка.
— Насколько близко ты его видел?
— Не, не близко. Эти пятнистые вокруг него постоянно крутятся, никого близко не подпускают.
— У тебя тоже пятнистые штаны.
— Хорошие. Были. У егерей выменял. Дорого. Шмат сала отдал, кисет самосада и одиннадцать банок американской тушёнки.
— Одиннадцать? Почему одиннадцать?
— Всё что было. Хорошие штаны. С карманами. Удобные. Жаль, ботинки не на что было менять. Ботинки — ещё лучше. А мои совсем истрепались. А старшина, сука, новые жилил, гад. Небось, пропил, гнида.
— Что ещё можешь рассказать?
— Я не знаю больше ничего.
— Твоя жизнь зависит от того, нужен ты нам или нет.
— Я скажу. Всё скажу. Что нужно — скажу!
Они спрашивали, я дуриком прикидывался. Водил вокруг да около. А сам всё соображал лихорадочно — узнал, не узнал? Как он меня может узнать? Тогда я был седым? Вроде нет. Глаза у меня тогда другого цвета были. Пальцы все были на руках. Да и обе руки работали. Был я тогда тоньше, стройнее на болотной диете. Это за этот год я мяса нарастил на медвежьем сале. Опять же, рожа у меня — разбита, нос сломан несколько раз, набок стоит. Или узнает? Почему молчит всё время? Даже не смотрит на меня. Как и я на него стараюсь не смотреть. Вот, если узнает — вот ему пруха начнётся!
Подожди, а что он обо мне знает? Ну, был недобитый красный командир, что подобрал в болотах пришельца из будущего. А он же даже не знает, что Голума мы не довели. Я не довёл. Или смог опознать его тело?
Зачем он Медведя ищет? Уверен, что я тоже попаданец? С хрена ли? Надеется через Медведя выйти на источник послезнаний? Тогда слишком грубо, топорно действует. Исходя из их действий, масштаба войсковой операции, Медведь и есть цель. Конечная цель. Получается, что Вилли точно уверен, что ему нужен не Голум, а именно Медведь.
— Ты спишь, собака?
— А? Что? — встрепенулся я.
— Стёпа, объясни этому, что спать тут нельзя.
Меня опять стали бить. Вилли что-то буркнул по-немецки и вышел. А следом отошёл и я. А тело моё осталось.
