неординарное, чтобы адмирал Корнилов лично поздравил командира такого корабля. Улучив момент, Семаков проверил адмиралов на негацию – сигнал не высветился. Но потом Корнилов вместе с Истоминым, извинившись перед Нахимовым, удалились. А тот продолжал дотошно расспрашивать:
– Прежде всего: каковы потери-с?
– Тяжело ранен младший унтер-офицер Зябков, ваше превосходительство. Но госпожа Мариэла его вылечила. Полагаю, с завтрашнего дня войдёт в строй.
Нахимов несколько удивился:
– Что за ранение?
– Попадание чугунного осколка в сердце. В понимании госпожи лекаря – пустяк, ваше превосходительство, но при условии, что раненый вовремя попадет в её руки. Она особо заметила, что кости не были задеты, потому такое быстрое выздоровление.
– Разрешаю без чинов. Повреждения имеете?
– Имеем, Павел Степанович. В четырёх местах краску поцарапало.
Сказано было с большой долей скрытой дерзости, но многоопытный Семаков не сомневался в хорошем настроении Нахимова. Как раз этот прогноз оправдался.
– Шутить изволите? Ну да ладно; в самом деле, расходы будут не из великих. Феофан Христофорович распорядится насчёт маляров. Теперь по поводу того пленного. Что он поведал? И с подробностями-с!
– Прежде всего ещё раз воздам хвалу нашей Марии Захаровне. Она этого Мерсье на ноги поставила. Причём утверждала, что работа не такая простая: контужен он был. Так вот: большая эскадра идёт на Одессу…
Нахимов мрачнел на глазах. Понять его было можно: отразить это нападение флот был не способен. Или способен, но ценой огромных потерь.
– Это всё должен знать Владимир Алексеевич, также Владимир Иванович. Ладно, то моя забота.
– Павел Степанович, имею просьбы.
Судя по скорости реакции адмирала, эти слова ожидались.
– Слушаю вас.
– Нужно бы закупить ещё гранат к гранатомёту, нашего остатка только-только на один бой хватит, да и то сомнительно.
– Довольно возможно-с. Ещё что-то?
– Так точно. Результат нашего боя с французским пароходофрегатом не есть результат доблести экипажа или великих качеств корабля, но большей частью следствие везения. Если бы негатор или негаторы на французе не сосредоточились на юте, мой комендор не смог бы положить гранату под форштевень. Почему и прошу в разговорах с кем бы то ни было обязательно поминать мою великую удачу, которая может другим разом и отвернуться.
Нахимов усмехнулся.
– Сказано изрядно скромно. Хвалю-с.
– Уж поверьте, Павел Степанович, не скромность говорит моими словами, но лишь трезвость воззрений. Хотя, спору нет, этот гранатомёт явил себя ценным орудием. Да и мой комендор расстарался порядком. Кстати, вот представление всей команды на награждение. Извините, что не перебелено.
– Не беспокойтесь, почерк у моего писаря весьма хорош. Перепишет.
– И туда ж я включил хорунжего Неболтая, он в абордаже очень содействовал и французского капитана пленил.
В этот момент в дверь постучали.
– Что за дело? – недовольным тоном спросил хозяин кабинета.
– Телеграфная депеша из Одессы, ваше превосходительство.
Нахимов пробежал глазами лист.
– Вы были правы, Владимир Николаевич, и вот подтверждение-с. Состав эскадры неприятеля точно совпал с вашими сведениями. Сделано хорошо!
Поскольку было сказано «без чинов», то и ответ не совпал с уставным:
– Приложу усилия сделать ещё лучше! Они бомбардировали наши батареи?
– Да, но эти попытки отбили.
Семаков ничего не сказал начальству о том, что хотел бы переговорить с иноземными гостями относительно поставки других и, возможно, лучших гранатомётов.
Атака на одесские батареи проводилась эскадрой, включавшей на один корабль меньше, чем предполагалось. История, катившаяся по своей колее, слегка качнулась, но с пути не свернула.
События на берегу понеслись потоком. В дом, где проживали иностранные гости, прибыл мальчишка-посыльный с запиской, в которой ювелир Макаров настоятельно-вежливо приглашал многоуважаемых покупателей посетить его лавку «ввиду поступления интересующего вас товара».
