Также прошу разрешения на покупку и установку листов металлической брони для защиты экипажа… вот, извольте глянуть, здесь, здесь и здесь. И ещё лейтенант князь Мешков предложил для вящего уменьшения потерь в нижних чинах применять подъёмник для гранат… как на этой части чертежа указано. И цепочка матросов тогда не нужна – имею в виду, на палубе. Осмелюсь добавить: если эти подъёмники установим, то нам и не понадобится броня в виде фальшбортов.
– Изрядно придумано, одобряю. Денежные средства вам выделят, распоряжусь.
Вечером того же дня лейтенант Мешков пригласил товарища на ужин в отдельный кабинет ресторана. Водка была неплохой, а закуска – и вовсе отменной, и через час действие первой отразилось на разговоре.
– Сейчас-то могу сказать, Жерех, – горячо излагал свою позицию Семаков, – испугался я, просто испугался. Побоялся, что дам себя утопить зазря.
– Клик, да ты подумай сам. Приказ у тебя был какой? Не уничтожить, даже не остановить, а всего лишь попытаться пощипать те четыре корабля. Что тебе Пал Степаныч приказал насчёт риска?
– Ну, сказал, чтоб без надобности не рисковал, это всё. Так ведь я командовал боевым кораблем, как тут без риска, спрашиваю? – Рука переполненного эмоциями лейтенанта потянулась за графинчиком, но Мешков ловко отодвинул его, подставив на то место блюдо со слоёными пирожками.
– Так я скажу, в чём тут загвоздка. Ты, брат, неверно оценил состояние тех четырёх подбитых. Точнее, подумал, что там могут отсутствовать негаторы по причине уменьшения экипажа – и обмишулился. Так что ж с того? Ей-же-ей, плата за ошибку оказалась не из великих, сам понимаешь. Нет, что я такое говорю: мы даже в прибытке.
Семаков хотел было возмутиться, но помешала половина пирожка во рту. А собеседник стремительно набирал ход в фордевинде:
– Ты ж сам долдонил о том, как нам повезло с французом – и ведь прав оказался! Тогда выходит, что действовал верно. Не надо было нам на тех оставшихся лезть. Точно, первым разом повезло, ну а потом удача развернулась на шестнадцать румбов…
Пока решалось дело с модернизацией корабля, у госпожи магистра были свои заботы.
– Марья Захаровна, снова с просьбою.
Маг жизни не смогла скрыть удивления. С её точки зрения, казак выглядел вполне здоровым.
– Я слушаю, Тихон Андропович.
– Зуб болит, спасу нет.
Мариэла выругала себя – мысленно, понятное дело, – поскольку магистру стыдно не увидеть искажение потоков даже такого небольшого масштаба.
– Надобно поглядеть распределение…
Удивительное дело: все зубы у хорунжего оказались целы. Но опять случилась трудность с переводом на русский:
– Тут… такое воспаление мягкой ткани в зубе… работа не из больших, но условия будут. До завтрашнего утра лучше вообще ничего не есть, только пить. И сверх того: чтобы никто из этих… сами знаете… к вам не подходил. И домой идти с осторожностью, чтоб опять же никого не повстречать.
– Возможное дело. Малость поголодаю, а ночевать буду в доме, где таких-этаких нету, проверял.
Казак сказал правду: вдовушка, у которой он пользовался жильём, не была негатором. Пистолет показал это безошибочно.
– А завтра в то же время ко мне на осмотр.
– Беспременно буду.
– Хорошо, тогда начнём. Дай-ка глянуть на зубы… ага… подновлю-ка я…
Через пять минут боль начисто исчезла, а ещё через двадцать молодая женщина с торжествующей улыбкой предложила:
– Теперь глянь в зеркало, Тихон Андропович.
Неболтай чуть наигранно возмутился:
– Да что ты говоришь такое, Марья Захаровна, я ж не девка на выданье, чтоб на себя в зеркало любоваться. Да и нет его у меня.
– Выходит, это я девка на выданье: у меня оно есть. Держи, да улыбнись пошире. – И маленькое, меньше ладони, зеркальце ткнулось в казачью руку.
Хорунжий повиновался. Некоторое время он пристально вглядывался, потом прочувствованно выразил восхищение:
– Цены тебе нет, Марья Захаровна. Прими-кось, не побрезгуй.
Мариэла глянула и тихо ахнула: на ладони пациента лежала золотая цепочка с золотой же подвеской, в которую были вделаны маленькие изумруды.
– Если этакое за работу – нет, взять не могу, слишком дорогое. Мой труд столько не стоит. У нас подобное носят… носят… носят… ну, если только
