вопросами, а то так вот попадешь под горячую руку…
Мы уже обиходили животных и сели ужинать, когда к нашему костру бочком-бочком подобрался незнакомец.
— Люди добрые, — завел он дрожащим голосом, — не дайте скитальцу пропасть, поделитесь хоть глоданой косточкой, хоть горелой корочкой, век благодарен буду…
— Ты столько не проживешь, — фыркнул Чарим. — Чего тебе возле обители не сидится? Все странники там, иди подожди, может, вынесут вам чан помоев!
— Прогнали меня оттуда, господин, — ответил тот и чихнул, обхватив себя за плечи. И то, вечер выдался на редкость холодным, а одежонка на страннике была — заплата на заплате. — Слишком много болтаю, значит. Такого, чего они слушать не желают… Обещали побить, если вернусь, а я и так уж хромаю, и рука не подымается…
— Садись к огню, убогий, — мрачно сказал ему Вител. — Ленни, там осталось чего-нибудь в котле?
— Ага, на донышке.
— Выскреби ему. Сам обойдешься, а то знаю я тебя: как котел мыть пойдешь, так небось вылизываешь!
— Будет вам над сиротой измываться… — пробурчала я, накладывая в миску остатки нашей трапезы. — Держи, странник.
— Благодарствую, добрые люди! — отозвался он и накинулся на немного пригорелую кашу. Похоже, этот человек уже давно не ел досыта.
— Ты жуй да заодно рассказывай, что приключилось, — сказал Чарим. — Мы уже которую неделю в пути, все вроде шло, как обычно, а тут будьте- нате, ворота заперты, о голоде говорят… В чем дело-то? Еще неделю назад ни о чем таком и слуха не было!
— Не было, правда ваша, — покивал странник, выскребая миску пальцами и с причмокиваньем их обсасывая.
Если б у него голова в эту миску вошла, он бы ее точно вылизал. И еще три раза по столько съел, это точно, но увы, ничего не осталось. Разве что сухари и вяленина, но без приказа я не собиралась развязывать тюки.
— Но ты что-то да знаешь? Давай выкладывай, — сказал Вител. — Тогда, может, я тебе еще сыру отрежу и хлеба краюху дам.
— Угу… — Странник вытер заросший подбородок рукавом, шмыгнул носом и сел поудобнее.
Лицо у него было, насколько удавалось рассмотреть при свете костра, самое заурядное: длинный кривой нос, видно, не раз сломанный, впалые щеки, густые брови, хитрые блестящие глаза, давно не стриженные волосы непонятного цвета, клочкастая борода да уши лопухами, одно больше другого.
— Стало быть, я сюда зимовать шел.
Чарим покосился на меня и хмыкнул, а странник продолжил:
— Я так который год спасаюсь, потому как весной и летом бродить в радость, ну и дела полным-полно, хоть где кусок хлеба да заработаешь… Осенью то же самое, нанимают на подмогу, а я не жадный, на пропитание бы хватило, и ладно! Ну а зимой совсем скверно, так я в обитель иду. Там тоже кормят, с голоду не помрешь, это точно. Работать велят, само собой, но… — он ухмыльнулся, — кто не первый год так перебивается, тот знает, как особенно не утруждаться!
— Ты к делу давай, — сказал Вител.
— А я по делу говорю, — с достоинством отозвался странник и, отвернувшись, высморкался, зажав одну ноздрю. — Простыл все ж таки, вот напасть… Стало быть, добрые люди, пришел я сюда, как обычно, ан в обитель никого не пускают! Нашел пару знакомцев — те тоже ничего не понимают. Они пораньше моего пришли, так ворота, считай, прямо у них перед носом закрыли. Ну, я побродил, там послушал, тут расспросил, в общем… Правду вам сказали. Голод будет, и, похоже, небывалый…
— Да почему?! — вскричал Чарим. — Ведь был урожай, пусть и скверный!
— Был, да сплыл, — ответил странник. — Вернее, в распыл пошел.
— Это как?
— А так. Один странник сказал, своими глазами это видел. Он как раз нанялся на одно подворье на пару дней, хлев чистил. Говорит, услышал крики, выскочил, а хозяева вокруг амбара бегают и голосят… Решил, что пожар, но ни дыма, ни огня… только пыль какая-то кругом, как от телеги на дороге в самую-то сушь. — Он вздохнул. — Заглянул, говорит, в амбар, а тот вовсе не пустой был, это уж он прежде видел… И обомлел. Ничегошеньки там не осталось, только пыль эта самая. В уголке, сказал, еще стоял мешок с зерном, и тот на глазах истаял!
— Однако… А ему не померещилось?
— Я тоже спервоначалу не поверил, а потом другие подошли, слухи принесли. Не примерещилось, добрые люди. По всей округе этак вот: что этой осенью собрали, все в пыль обратилось.
— А в обители, стало быть, что-то осталось? — нахмурился Вител.
— А иначе с чего б им ворота запирать? Может, еще с прошлых лет запасы есть. А что с летошними случилось, разве скажут… — Странник снова хлюпнул носом. — И неведомо, везде так или только в этих краях.
— И почему это приключилось? Об этом что говорят? — спросил Чарим, дергая себя за ус.
— Да как обычно… валят все на злое колдовство, но вот чье, почему вдруг, того никто не может сказать. Хотя, — он почесал переносицу, — кое-что
