Узнав, что в Осьмушку приехал поэт Смычкин, известный газетчик Сверчков решил взять у него интервью, хотя в последние годы в старокачелье маятник вкусовых пристрастий от любви к поэтам резко качнулся в противоположную сторону. Поэзия в Старой Качели издавна являлась совестью нации, а поскольку к власти пришли люди новой формации, то со всем старым они решили покончить раз и навсегда. Но газетчик Вячеслав Сверчков принадлежал к старой школе, дух которой сломить не могли даже такие перемены, которые обрушились на старокачельцев в последние времена. Пришёл он к поэту с бутылкой хорошего бургундского вина и объяснил её появление на столе веранды, как средство для стимула к приятной беседе. Обрадованный Пихенько тут же вставил своё слово:
– Это правильно! Мне ещё бабушка Феня говорила: «Если захочешь поговорить с человеком, положи сахар под язык». И тут же поставил на стол бутыль своей домашней вишнёвой наливки. Сделав добрый жест, Пихенько с важностью, приличествующей данным обстоятельствам, торжественно поддёрнул спортивные штаны на резинке.
Когда пропустили по бокалу славного напитка, то Сверчков тут же взял быка за рога:
– Смычкин – это фамилия или псевдоним?
Владлен не растерялся и дал газетчику исчерпывающий ответ:
– Моя подлинная фамилия – Нестерев.
– А у нас был кузнец по фамилии Пестерев, – вставил слово Пихенько.
– Все мы кузнецы своего счастья, – не глядя на Жоржа, – бегло ответил Смычкин и продолжил: – Только Нестерева не путайте с пилотом Нестеровым, который первым на своём аэроплане сделал мёртвую петлю в воздухе. Фамилия Нестерев была взята дедом в недалеком прошлом из девиза, и основывалась на идее:
«Не стерев прошлого, нельзя писать настоящее». В пору юности деда господствовали идеи безоговорочного обновления всего и вся во имя процветания будущего. Но идея умерла раньше, чем наступило процветание. В наше время эта тенденция снова проступила, как чернила сквозь промокашку.
– А ты отказался от этого постулата. Почему? – упорствует Сверчков.
– Да, я отказался, и этому есть объяснение. Оно заключено в псевдониме, как соединительном звене между прошлым и последующим. Ибо подлинную красоту я вижу в тесном переплетении всех родов и форм, всех направлений и жанров, всех бронзовых, серебряных и золотых веков отечественного и мирового искусства.
После четвёртого бокала Смычкин вспомнил о своём путешествии за три моря и заговорил о джунглях, в которых многоярусный растительный мир вкупе с тропическим небом, обрамлённым яркими облаками, образуют самые причудливые сочетания, на какие способна только высокая поэзия. Репортёр Сверчков так заслушался Смычкина, что перестал задавать свои наводящие вопросы.
После шестого бокала Владлен говорил о том, что в иных случаях природа создаёт отдельные образцы уродства, просто необыкновенные по красоте и силе воздействия на наше сознание и подсознание. Тут ему на память пришли наскальные деревья, когда-то увиденные им на Кудыкиной горе.
– Это те же японские бонсаи, но только выращенные самой природой в дикой среде. Вот это уродство на фоне здорового окружения никто и не берётся рассматривать как нонсенс. И это прекрасно!
Тут опять вставил своё слово захмелевший Пихенько:
– Ведь вот он, налицо – паразит, а чем-то вдруг возьмёт и поразит!..
Прогулка по осьмушке
Как-то поутру Смычкин и Пихенько пошли на прогулку по Осьмушке, а заодно должны были зайти в полицейский участок. И вот около магазина в центре Смычкин увидел необычного мужчину в возрасте.
– А это кто? – спрашивает у Пихенько Владлен, косясь на пожилого согбенного человека.
– Мается, бедолага. Хочет на рыбалку, а ему нельзя, может застудиться. И курить строго-настрого ему запрещено.
– Пусть выпивает в таком случае, – с сочувствием говорит Смычкин.
– Врачи сказали: «Ни в коем случае!»
– Отчего же он мается?
– Хочет узнать, что же ему уже нельзя и что ещё можно в этой жизни? Но никто не даёт ему вразумительного ответа, вот и мается человек.
– Скажите ему, что с женщиной можно. Даже нужно! – твёрдо добавляет Смычкин.
– А кто ему даст?
– Пусть ищет такую, которая даст. Во всяком случае, у него смысл жизни появится.
– Не дай бог дожить до такого состояния, когда смысл жизни надо будет искать заново, – огорчённо проговорил Пихенько.
В большом хозяйственном магазине холёный сотрудник с усиками водит Пихенько и Смычкина, рекламируя товары:
– Вот это, господа, самый культовый светильник! Обратите внимание на радужную гамму цветных стёкол, из которых набран абажур. Тончайшая ручная работа, где все соединения – чеканка по мягкому металлу.
У другой витрины продавец обращается к Жоржу, безошибочно видя в нём плотника и столяра:
