земли, толстые коричневые ветки, которые вообще не пойми откуда взялись, ведь рядом нет ни единого дерева. Упасть в пустыне даже хуже, чем кажется, потому что ее добрая половина словно специально создана, чтобы
Однако Энни это не останавливало. Она шагала быстро, сильно обгоняя Томми, которому пришлось бы бежать вслед за сестрой, если бы с ней вдруг что-то случилось. Энни заглядывала под камни и ворошила землю, надеясь отыскать свою звезду. Томми уже почти не сомневался, что она вот-вот сломает себе ногу.
И все же он удивился, когда она остановилась и закричала, и ее голос прорезал ночную тьму, как лезвие бритвы. Кровь мгновенно застыла у него в жилах, он бросился бежать, туда, где Энни неподвижно стояла, зажимая рот левой рукой, пытаясь сдержать крик. Правой рукой она показывала куда-то вперед, вдаль, и Томми вгляделся в черноту, но не сразу понял, что она видит.
Впереди была пума – или то, что от нее осталось. Эти крупные рыжеватые кошки частенько рыскали по высоким холмам. Пумы водились и в Калифорнии, но Томми там ни разу их не видел. Здесь их было гораздо больше. Их крики то и дело раздавались в ночи. Они звучали так, словно этим тварям только и хотелось наполнить свои желудки мясом мальчишки, сладким и сочным в сравнении с жилистой плотью животных, чьим домом была пустыня.
Но эта пума больше не могла издать ни звука. Эту пуму можно было узнать лишь по цвету шкуры да по форме лап. Ее туша была вспорота, как расколотый надвое спелый фрукт, а голова… голова…
– Где ее голова? – спросил Томми, встревоженно глядя на Энни и словно опасаясь, что она уже сунула ее под мышку, как почетный трофей. Но Энни лишь молча покачала головой. По ее щекам катились крупные, горькие слезы. Энни всегда любила кошек. Она любила даже маминого старого полосатого кота, хотя он шипел и царапался всякий раз, когда она к нему подходила. Томми не знал, что сталось с этим котом, но в Монтану его точно не отправили.
Повезло коту.
– Энни? – теперь его голос звучал мягко, нерешительно; Томми не мог сказать наверняка, насколько испугана сестра. Он не мог оставить ее здесь, но не мог и отвести домой, пока не найдет дядюшку Джека. Увязавшись за ним в пустыню, она стала обузой.
– Это несправедливо, – сказала Энни и опустила руку. Она все еще плакала, но теперь ее печаль сменилась гневом. Быть может, это и к лучшему. Главное, чтобы она не направляла этот гнев на него. – Это ведь просто кошка. Кошек убивать нельзя.
Эта кошка была достаточно велика, чтобы сожрать их обоих и отправиться на поиски десерта: эта кошка была убийцей с усами. Томми хватило ума не сказать ничего из этого вслух. Покачав головой, он ответил:
– Вряд ли здесь уважают справедливость.
– Томми… что, если убийца этой кошки еще голоден?
Томми и без этого хватало проблем. Он сглотнул.
– Тогда нам лучше пойти дальше. Надо найти дядю Джека, прежде чем тетя Мэри придет искать нас. Она меня пугает больше, чем любая тварь, которая может быть рядом.
Несколькими резкими движениями Энни вытерла слезы и сердито буркнула:
– Я их ненавижу.
Это были запретные, воинственные слова, и Томми не нашел ничего лучше, кроме как кивнуть и прошептать:
– Я тоже.
Они бок о бок пошли дальше, оставив позади растерзанную пуму. Не признаваясь, почему так делают, они не отходили друг от друга ни на шаг. Пустынное небо с каждой секундой становилось ярче, на черном фоне проступали звезды, а луна казалась огромным воздушным шариком, который никак не достать.
На скале они увидели нескольких гремучих змей, которые неподвижно лежали, вспоротые, как пума, без своих клыков и погремушек.
– Волки, – сказал Томми, хотя сам в это не верил. Не поверила и Энни, но слова имеют силу, поэтому брат с сестрой пошли дальше, в бескрайнюю пустынную ночь, направляясь к далекой ограде из деревянных столбов и колючей проволоки, которая шла вдоль границы их владений. У них было больше каменистых полей, чем скота и плодородных земель, но дядюшка Джек отказывался продавать свою ферму. Мама назвала бы его высокомерным глупцом. Тетушка Мэри называет его дальновидным человеком и твердит, что за Монтаной будущее и нужно только подождать, пока все эти дураки на побережье не поймут, что настоящие богатства нужно искать на фермах под небом, которое уходит в бесконечность.
Томми считал, что глуп не только дядюшка Джек. Но тетушка Мэри оказалась здесь в ловушке, прямо как они сами, ведь она не могла перечить воле мужа, который не готов был отказаться от земли. Хуже того, подобно загнанному в угол зверю, она обозлилась на весь мир. Может, когда-то она была другой. Теперь это уже не имело значения: она обозлилась, ожесточилась и стала почти такой же, как дядюшка. Она бы не позволила им сбежать, даже будь у них такая возможность. Она притащила бы их обратно на ферму и во весь голос заявила, что лучше этой ловушки в мире не найти, а потому она их в жизни не отпустит.
