И все же в глубине души Он надеялся, что в повседневной жизни Она не станет уделять столь пристальное внимание Его здоровью, и уже тем более не будет строго следить за Ним.
Порой Он испытывал щемящее чувство утраты, вспоминая те далекие дни, когда мог наслаждаться вкусом говядины и баранины. Какие это были прекрасные дни! Теперь это удовольствие доступно другим, но не Ему.
Работы по расширению дороги вступили в решающую фазу. Ему снова приснилась степь. В этот раз сон был неотличим от яви, картинка выглядела ясной и четкой.
Он был в степи вблизи Карашара. Неподалеку паслось стадо чинных бурых коров и тупоголовых курдючных овец. Широко расправив два крыла, над Его макушкой пронесся степной беркут. Тень птицы еще долго виднелась вдали.
Он мчался по степи, переживая небывалый душевный подъем, стремительно обогнал пару ошарашенных Его появлением диких сероватых кошек, стадо надменных верблюдов и стаю высокомерных журавлей.
Он был конем – вороным скакуном с белоснежными копытами.
Он не знал, почему оказался во сне посреди степей Карашара, а не в каком-нибудь другом месте, но отдавал себе полный отчет в происходящем.
В мире грез Он был конем, резвился и упивался абсолютной свободой. Проснувшись, Он ловил ртом воздух, Его грудь резко вздымалась, икры и мочевой пузырь были напряжены. А еще на Его затылке выступил пот.
Он отправился в уборную, опустошил мочевой пузырь, понял, что сердце замедлило бег, а уши, саднившие от ветра, согрелись.
Он глянул в зеркало и пошел в гостиную за стаканом воды. Опершись о галошницу, Он медленно пил глоток за глотком, вспоминая недавний сон.
Во сне Его двойник, радостно постукивая копытами, выбрался на берег из сверкающего необъятного озера Баграшкуль и отряхнулся. Брызги воды, скопившейся на Его черной как смоль шерсти, полетели во все стороны. Несколько мускусных крыс, рывших норку на берегу, от испуга стремительно юркнули в заросли красных цветов.
Так начинался сон.
«Он» прошел сквозь облако мелких снежинок, немного помедлил на пригорке, прищурил глаза, всматриваясь в далекую цепь гор.
В какой-то миг «Он» заметил человека. Кажется, это был маленький мальчик в шапке-ушанке. Но «Он» не был полностью уверен.
«Он» не сомневался в том, что пересек лесные заросли. «Он» хорошо разглядел росшие на опушке пышные кусты рябчика мутовчатого, на которых обильно скопился снег. Еще там была самка соболя с детенышами. Она недовольно взглянула на «Него» и в сопровождении двух своих щенят стремительно скрылась в чаще.
Все оставшееся время «Он» провел в степи, без устали гоняя взволнованное стадо толстозадых диких ослов. Четыре «Его» копыта взмывали ввысь, шея тянулась вперед, длинная грива развевалась на ветру. «Он» быстро миновал тополиную рощу, преодолел покрытую гравием, беспорядочно поросшую красной травой местность и бесследно прогнал глупых разгневанных ослов.
Когда все закончилось, «Он» остался в своем сне один. Перед «Ним» раскинулась припорошенная снегом бескрайняя равнина, гигантский золотистый диск солнца тихо посматривал на «Него» из-за линии горизонта.
А потом Он проснулся.
Он пребывал в легком недоумении, не понимая, почему во сне стал конем. К тому же Он начал вспоминать, что в предыдущих снах тоже все время несся вскачь. Картинка была размытой как раз потому, что «Он» мчался во всю прыть. «Он» бежал слишком быстро. Он не владел навыком, которым настоящие лошади наделены от природы, – способностью улавливать проносящиеся мимо на большой скорости образы. Поэтому содержание сна терялось в тумане.
Догадка имела еще одно подтверждение. Каждый раз после пробуждения Его дыхание было учащенным, ягодичные мышцы предельно напряжены, а тело покрыто тонким слоем горячего пота.
Теперь Он понял, почему всякий раз после сна у Него саднило уши, обожженные резким ветром.
В темноте Он допил воду и налил еще полстакана. Он израсходовал немало энергии, Ему требовалось восполнить недостаток воды.
Он пил воду и думал, что все это очень смешно. В последнее время Ему приснилось несколько очень странных снов, в которых Он превращался в коня. Конь был вороной масти, с блестящей шерстью и белоснежными копытами. Он вспомнил, что в одной книге лошадь такого окраса называлась «Молнией в ночи».
А если бы Он действительно был лошадью? В том смысле, что будь Он на самом деле лошадью, то какой породы?
Он прикинул и решил, что, если возможен выбор, Он предпочел бы стать илийским скакуном, которого не спутаешь с другими лошадьми, или же овеянным таинственной славой карашарским конем.
Он долго стоял, опершись о галошницу, слегка утомился и сел на диван.
Он размышлял о том, что уже давно утратил свободу. С тех самых пор, как Он осознал мир вокруг, Он больше не ощущал себя свободным. Всем известно, что лошади отличаются свободолюбием. Господин Юнг наверняка согласился бы с такой трактовкой образа.
Проблема заключалась в том, что Он не был лошадью. Лошади дают волю своим чувствам и эмоциям, ведут себя словно дети. Это совсем не
