— Измена! — ревел Семенов. — Снова измена!
Ивлиев растерянно наблюдал за внезапной заварушкой. К такому повороту он не был готов и не знал, что делать в подобных случаях. К счастью, люди вокруг него это знали. Кто-то дал пенсионеру деньги, и он тут же исчез, к тротуару подлетел «Гелендваген», распахнулись дверцы и под увещевающее бормотание Молчуна о том, что никакой войны давно нет, Семенова запихнули в салон.
Машина, распугивая окружающий транспорт противным миганием маячков и пронзительной «крякалкой», уносилась по Второй Бородинской прочь от места происшествия. Молчун, двумя руками держа шашку, торопливо, но спокойно объяснял впавшему в оцепенение Семенову:
— У нас теперь форма такая, Мокич! Для парадов да для других торжественных случаев! И у меня в шкафу такой мундир есть, только я его лишь пару раз на награждения надевал!
Семенов глянул стальным холодным взглядом.
— Как? — спросил сдавленным голосом. — Как могли возродить погоны злейших врагов советской власти?!
— Так сто лет прошло… Уже и советской власти нет!
— Как?! Нет власти рабочих и крестьян, за которую мы кровь лили?!
— Власть такая есть, только называется по-другому…
— И как же она называется? — прищурился Семенов.
Молчун замешкался.
— Да как раньше, так и сейчас. Власть народа.
Всю остальную дорогу Семенов молчал. Когда машина замерла у коттеджа, он, не прощаясь, вышел первым. Машинально потянулся к рукоятке шашки и обнаружил, что ножны пусты. Зло отстегнул ножны, бросил на стриженый газон и, не оглядываясь, стремительным шагом вошел в коттедж.
Высыпавшие из «Гелендвагена» люди стояли перед отливающими синевой, надраенными просторными окнами, и прислушивались к происходящему внутри. Кто его знает, чего они ждали. Может быть, выстрела из маузера? Но внутри было тихо.
Нервно постукивая шашкой о резиновый коврик, Молчун доложил о происшествии Куратору. Тот выслушал и, ничего не сказав, отключился. Рука Молчуна вдруг соскользнула в пустоту. Только что он держал двумя пальцами рифленую рукоять, но она исчезла. Вместе со всей шашкой.
Молчун тяжело вылез из машины, жестом подозвал Ивлиева. Тот был заметно напряжён.
— Ты понял, в чем проблема?
— В чем?
— В том, что в Светлом Будущем он будет находить темные пятна, не соответствующие его представлениям!
К Молчуну подошёл растерянный Юрий Борисович:
— Командир, он ножны вот сюда бросил… Я с них глаз не сводил. И вдруг они исчезли! Раз — и нету!
Молчун глянул на газон под ногами. Коротко стриженная трава ещё сохраняла слегка изогнутый след.
— Да у него они — и шашка, что я держал, и ножны. Ты что, не знаешь про эти штучки?
— Знать-то знаю… Но вот когда сам глазами увидишь… Аж жуть берет!
— И в этом тоже проблема, — сказал Молчун Ивлиеву. — Мы будто разбираем мину, устройство которой неизвестно. Знаешь, чем это обычно заканчивается?
Ивлиев промолчал. Он не был специалистом по минам.
— Рубильник генератора надо переставить в изолированное и охраняемое помещение, — мрачно сказал Молчун. — Дежурить на нем и нести охрану будут мои люди. Ясно?
Ивлиев кивнул, хотя ясности у него было столько же, сколько знаний о минах.
— Ты один против скольких бился?
— Пятеро их было, или шестеро… но двоих я из маузера свалил, они не считаются. А рубился с четверыми…
— Как не считаются? Очень даже считаются! А как же ты один с четверыми?
— У них, видать, патроны кончились, лезут с шашками, а я Чалого закрутил, как пластинку в граммофоне, и отмахивался: то одного достал, то второго, третий сам напоролся… А последний удрать хотел, только я за ним не погнался: дозарядился да свалил его спокойненько…
— А с какой же дистанции?
— Шагов с пятидесяти.
— Молодец! Значит, хорошо стреляешь!
— Обычно. С третьего раза попал.
На столе водка, нехитрая закуска, в комнате полумрак, за столом Молчун и Семенов ведут беседу «за жизнь». Комэск боевыми разговорами отвлёкся от тягостных мыслей и хотя признавать золотые погоны так и не хотел, но заметно смягчился. Спиртное на него не действовало, вкуса водки он не
