чувствовал и удовольствия от выпивки не получал. Но состояние сотрапезника как бы передавалось ему по воздуху, и вёл он себя раскованно, как будто в былые времена хлебнул добрую порцию самогона.
— Вот что, Иван, хватит тебе в тысяча девятьсот девятнадцатом году жить — Молчун положил тяжелую руку на жесткое плечо комэска. — Сегодня про тебя в новостях всей стране расскажут, будешь знаменитостью, героем, примером для подражания молодёжи, да и всем остальным! Тебе надо с людьми встречаться, с новой жизнью знакомиться, она не простая, эта новая жизнь, и надо привыкать, понимать ее сложности. У нас с оружием ходить нельзя, но тебя от него избавить не получается… Подумай, что получится, если ты чуть что за шашку будешь хвататься?!
Семенов усмехнулся.
— Нельзя, говоришь, с оружием? А что это у тебя под пиджаком слева?
— Мне можно. Но я-то за него зря не хватаюсь! И тебе разрешение сделаем, но и ты должен свою революционную привычку бросить.
— Про привычки не будем! Покажи лучше, — он требовательно протянул руку.
Молчун извлёк из плечевой кобуры оружие, разрядил, положил на стол.
— Гля, какой маленький, как дамский браунинг! — Семенов с удивлением крутил в крупных ладонях черный «ГШ-18». — Сколько в обойме?
— Восемнадцать патронов.
— Да ты что?! А как бьет?
— На пятьдесят метров броневой лист насквозь!
— Н-да… Ну, хоть с этим делом вы наловчились, — комэск вернул пистолет, и Молчун тут же спрятал его на место.
— Только тебе надо забывать про шашку и пистолет! Их время прошло! Ты теперь памятник сам себе и своей эпохе!
Памятником Семенов стал после вечерней программы новостей. Ведущий скомканно озвучил «легенду» об очередном успехе учёных, которые вернули к жизни легендарного командира эскадрона, который подвергся удару молнии во время казни, все эти годы лежал под наблюдением врачей в состоянии, близком к летаргическому сну, и вот теперь очнулся. Подробности остались за кадром, а в кадре был показан триумфальный проход героя по Москве, что было убедительнее любых объяснений! Зрители, привыкшие к скандалам и небылицам телешоу, верили телевизору и своим глазам больше, чем логике и здравому смыслу. А кто не верил, тот своего мнения не высказывал, тем более, что оно не могло опровергнуть документальные кадры и свидетельства очевидцев — например, пенсионера, которому воскресший герой нечаянно проколол шашкой хозяйственную сумку.
«Семенов разберётся», «Герой навсегда», «Комэск, давай продолжим», «А ты записался в „Беспощадный?“», — слоганы и мемы заполнили интернет- пространство соцсети и электронные СМИ. Статьи о чудесном возвращении героя Гражданской не сходили со страниц бумажной прессы, на книжных развалах возле станций метро стали продавать портреты и плакаты с его изображением в самых разнообразных видах: на фоне мчащейся конницы, в антураже современного мегаполиса.
Оживился московский бомонд, старорежимно именующий себя «высшим обществом» или чаще прилепившимся в мусорные девяностые термином «тусовка». С экранов телевизоров понеслись новые песни про героического командира, артисты, всевозможные меценаты, постоянные герои светской хроники стремились познакомиться с исторической фигурой.
В сопровождении Молчуна Семенов несколько раз сходил в гости. Шикарные особняки, накрытые во дворах-парках столы с устрицами и шампанским, вышколенная прислуга в смокингах, — все это ему не понравилось.
— А почему это все по-буржуйски? — громогласно спрашивал он. — И еда буржуйская, и лакеи, а дома такие — хоть мой эскадрон размещай!
— Так сейчас все так живут, — удивленно оправдывались хозяева.
— Странно… Этот домина в два раза больше и богаче, чем был у моего барина. А я его вот этими ногами насмерть забил, когда революцию начали делать, — он выставлял ногу в сапоге, на котором играли красные блики от дорогих витражей и который явно контрастировал с лакированными штиблетами собравшихся. — Похоже, что вы куда-то не туда пошли!
Вначале тусовка по инерции хихикала, но металлические нотки в голосе Семенова доходили рано или поздно до всех. И пребывающие в прекрасном настроении гости и хозяева пугались: ноги у человека из прошлого двигались, как поршни паровоза, а шашка и маузер напоминали фильмы, в которых революционеры лихо разделывались с классовыми врагами.
Тусовочная мода на Семенова быстро заглохла, его перестали приглашать, да он и сам не был настроен посещать такие «гости». Молчун пытался объяснить, что и жизнь, и понятия изменились, но Семенов не понимал этого, да и не хотел понимать.
Зато от телепродюсеров не было отбоя: Григорию Степановичу названивали и присылали эсэмэски с приглашениями ежедневно. Наконец, он согласовал участие своего подопечного в передаче «Необычный гость» у знаменитого ведущего Михаила Адлера.
— В студии народу будет немного, человек двадцать, но тебя увидит вся страна, вот по таким, как здесь, телевизорам, — объяснил Молчун комэску. — Сиди спокойно, не волнуйся, говори от души…
— А чего там волноваться? — пожал плечами Семенов. — Небось, не страшнее, чем на пушки в атаку поднимать.
И вот студия, в полумраке зал с небольшой аудиторией, за освещенным столом на подиуме двое главных участников.
— Сегодня у нас в гостях легендарный комэск Семенов, сенсация последнего времени — как утверждают наши источники в научных кругах,
