– Цел? Держи!
Эвин втиснул ему в руки свой меч, а сам под прикрытием Эдгарда метнулся к чудо-сумке, сорвал с нее один из тубусов со свитком…
И оглянулся снова на Мартина:
– Цыпа!
Что Цыпа?
Пригибаясь, Ухорез завертелся на месте. Цыпа? Вот же он, Цыпа, стоит себе, дубина, целый и невредимый, в непонятной оторопи, уставясь на обломок топорища, пока другие отчаянно отбиваются от смертоносного града бесконечных ударов, стоит себе, а на лице у него…
А на лице у него – бесконечный ужас. Словно увидел Цыпа Рви-Пополам что-то такое невыразимо страшное, что целиком растворился в ощущении кошмара, боли и муки… Только что он такое мог видеть, если смотрел и смотрит на топорище? И через миг Мартин понял, в чем дело.
Паучья лапа изогнулась над Цыпой, а из затылка Цыпы торчал тонкий и длинный клинок. И тварь, которая изловчилась вогнать в разбойника свой коготь – та самая, подожженная Мартином тварь – теперь сладострастно подергивалась, приподнявшись из воды. И ее почернелое обугленное и съеженное туловище постепенно распрямлялось и вновь светлело, наливаясь похищаемой жизненной силой. Пасти твари вразнобой плотоядно щелкали, выпуская облачка мрака, глазки похотливо моргали…
Ухорез ринулся к Цыпе.
Громадное тело Рви-Пополам дрогнуло, руки его обвисли, выронив бесполезное топорище, ноги подогнулись. Цыпа стал медленно подниматься вверх, влекомый вонзенной в него чудовищной иглой, точно большая рыба на крючке.
Мартин прыгнул.
Он выпустил меч, но успел поймать Цыпу за ноги. «Крючок» не выдержал двойного веса, оба они, Ухорез и Рви-Пополам, рухнули обратно на плот, скакнувший под ними. Цыпа, из пробитого затылка которого, выплеснулась длинная струя крови, тут же ожил, за-орал, задергался, сбрасывая с себя Мартина, забился, отчего сходство с рыбой – теперь уже сорвавшейся с «крючка» и оказавшейся на берегу – многократно усилилось.
Отчаянный крик боли, на мгновение заглушивший вопли Цыпы и шум боя, хлестнул Ухореза, уже перевернувшегося на руки, чтобы встать. Тони Бельмо, сжимая пробитую ключицу, с размаху грохнулся на Мартина, окатив его фонтаном крови из своей раны. Что-то ледяно сверкнуло над головой Ухореза; тут же сообразив – что именно – он дернулся в сторону, и смертоносная шпага Темной твари, предназначавшаяся ему в голову, проткнула плечо. Дикая боль – совсем не такая, как от обыкновенного оружия – залила все тело Мартина, помутила зрение. И в этот момент он с какой-то особенной ясностью понял, что вот это – все, конец. Еще несколько секунд, и твари покончат с ними. Нет, не убьют сразу, не разорвут, чтобы сожрать. Растащат их, обмякших, не имеющих уже сил и воли на сопротивление, по своим телам. И будут медленно-медленно, долго-долго сосать из них их муку, наслаждаясь болью, ужасом и отчаяньем от осознания безысходности бесконечной пытки, как пьяницы в жаркий день наслаждаются бутылкой ледяного вина.
Все смешалось на плоту.
Потухающим зрением Мартин увидел, как скакнул через него Эдгард, еще в воздухе сшибая в сторону своим посохом очередной паучий клинок, норовящий клюнуть в макушку Рамси Лютого. Как вскрикнул Одноглазый Стю, когда его меч переломился надвое, встретив когти сразу двух тварей.
И как, дочитав свиток, Эвин Сторм вскинул руки вверх, призывая в помощь силу Сестер-помощниц. И взлетел в сырой воздух древний пергамент, и полоска огня, пробежав по нему, превратила его в мгновенно развеявшийся пепел.
И сразу все вокруг изменилось.
Будто дохнул откуда-то нездешний теплый ветер, разогнав туман наверху. И стало светлее.
Твари прянули от плота, сложив суставчатые лапы, настороженно спустили безобразные тела ближе к воде.
И хлынул с освобожденных небес свет, мощный поток света – будто сами боги опрокинули на Мертвый Омут исполинскую чашу с солнечным золотом.
Мертвый Омут преобразился молниеносно и волшебно. Черная вода засверкала радужными отблесками, туман вокруг рассеялся весь и сразу, распахнув пространство. И виден стал тот берег, от которого совсем недавно отплыли путешественники, открылся Пограничник, словно бы обнадеживающе взмахнувший корявыми своими ветвями. И виден стал берег противоположный, далекий-далекий, придавленный угрюмыми валунами, даже с такого расстояния кажущимися огромными.
А Темные твари, опаленные хлынувшим с небес золотым сиянием, заметались, задергались, задымились… И вдруг, вспыхнув ярко и все разом, ухнули с шипением под воду.
И тут же стало все, как прежде.
Только вокруг плота в пяти местах из тяжело и неохотно расходящихся по черной воде кругов поднимались к снова затянутому туманом небу пять тонких извилистых струек мутного мрака.
Мартин Ухорез сел, опершись о тушу затихшего Цыпы. Плечо Мартина онемело, но дикая боль в ране понемногу утихала – становилась обыкновенной, такой, какую можно терпеть.
– Что это… было? – хрипло спросил он.
