Разговор пошел скоротечнее, оживленнее. Расспрашивали меня, где, с кем живу, кем буду после окончания института, кто родители. Охали, смеялись, восхищались, переспрашивали.
Когда пришла Люда – в белом платье, красиво причесанная – все засуетились, задвигались. Она села рядом со мной. Отец налил дочери полный стакан:
– А это тебе – штрафная! Не воронь, сказано!
Чего она не должна делать, я не понял. Смотрел, как Люда мужественно выпила стакан водки, прикрыла ладошкой рот, отчего остались на лице одни глаза – смеющиеся, счастливые, смотрел, как мило и аккуратно она ела. Комната уже плыла у меня, стены смешно качались…
Как она ушла, когда исчезла жена Николая, я не заметил. Мы сидели с ним вдвоем за столом, и он все говорил, говорил. Уже был без рубашки, голый по пояс, руки волосатые, на мощной груди наколка – Сталин.
– Вы что, воевали, дядя Коль? За Родину, за Сталина?
– Ты чего меня навеличиваешь?! Какой я тебе дядя Коль? – почему-то взбычился он. – Ну, не воевал – и что? У меня броня была, понял? Бро-ня! Я электрик, такие специалисты на вес золота. Потому и не призвали, потому и на пенсию в пятьдесят пошел!
– Я что-то не слышал, чтобы электрики в пятьдесят лет на пенсию уходили…
– Ты многое еще чего не знаешь, сынок! Я ж не простой электрик. Простых много! А я – специалист по токам высокой частоты, понял? Мне двести двадцать – тьфу! Даже не бьет, голыми руками могу провода держать. А там десять тыщ вольт, понял?
– По токам высокой чи-сто-ты? – переспросил я, трезвея и стараясь казаться остроумным.
– Ча! Ча-стоты! Вот за то мне и льготы такие! Да ты не о том! Подвинь стакан-то… Ты мне другое скажи, москвич, – дочка моя глянулась тебе, а? Эээ, ты не юли, не юли! Вижу всё! Такая красатуля! Люблю кровинушку мою единственную! Что хошь дам за ней, лишь бы счастлива была!
– Так она же замужем…
– Была замужем! Ведь как родного его встретили, свадьбу сыграли, на внуков надеялись – куда это я всё теперь, кому передам? Мудак этот в тюрьму загремел…
– За что?
– Да ни за что! За глупость свою и за жадность. Прохожего зимой ограбил. Четыре года впаяли. Я и на суд не ходил. Зачем нам такой зять? Не было в нашем роду никогда такого… Ладно за дело бы – а то шапку снял… Эх! У меня этих шапок, знаешь сколько… Хошь, подарю?
– А зачем лишние-то покупаете?
– Я? Покупаю? Я не покупаю. Я сам делаю. Шапки-то…
– Так вы еще и скорняк?
– Не вы, а ты! Нечего мне выкать, а то потом отвыкать сложно будет… Не, сам не шью. Зачем? Шкурки отдаю, а люди шьют.
– А какие шкурки? С охоты?
Николай как-то странно сощурился, и стало не понять, совсем он пьяный или притворяется только.
– Шапки из собачек. Ружьишко есть – хочешь глянуть? – но охотиться не люблю. Грешно живность порохом изничтожать, у нее же нет ружья, ответить не может.
– А собачки?
– Так я ж только бродячих деру! Польза обществу! Тебе правда интересно? Так я научу! Дело это не сложное. Главное – не бойся. Они, собачки-то, верткие, лучше всего за шею сзади ухватить… И от себя, на вытянутых руках, иначе весь живот тебе лапами исполосует… Минута делов – и готова шапка… Эх, мало ему, мудаку, моих шапок было, ондатровую захотел. Вот пусть посидит, подумает, как на чужое зариться…
– Так ведь Люда ждет его?
– Тут вопрос не в том, ждет или не ждет. Тут вопрос – нужен он нам такой или нет. Давай пей! С богом! И жуй, жуй… Икра вот, сейчас еще подложу…
Тут зашли обе – мать и дочь. Похожие друг на друга. Светлые, чистые. Улыбаются:
– Ну как вы тут, мужички? Всё гутарите?
Мать – словно королева. Статная, важная. Люда – принцесска маленькая. Стройная, красивая, смотрит зазывно. Платье сменила на мини-юбку, губы накрасила. Прямо московская студентка-первокурсница. Ох, хороша!
– Вы, девоньки, тащите еще бутылку, – привстал со стула хозяин. – И дров подбросьте, сейчас париться пойдем с гостюнёчком нашим дорогим! И икорки, икорки – большую банку давай, ишь, по вкусу ему!
– Сначала вы с маманей парьтесь, а потом молодежь! – вдруг чистый, утренний голосочек выдал тираду, словно горнист в атаку армию поднял. Разом притихли все.
– Ну, это ты брось! – властно сказала королева-мать. – Ты вчера в баню ходила…
Люда бросила на меня томный взгляд и вышла.