Они совсем перестали стесняться, обращались друг к другу по именам и фамилиям, и все отчетливее я понимала: вряд ли меня отпустят – я уже знала достаточно, чтобы их всех попросту уничтожили.
Примерно в это же время в Великой Лесовине вышел из длительного транса длиннобородый старый маг. Поцокал раздраженно языком, восстанавливая координацию движений, что-то нелестное пробормотал про одного старого знакомого и взялся за карту Блакории с отмеченными координатами для Зеркал. Поводил пальцем, вспоминая ориентиры, увиденные во сне, хлебнул тоника, изготавливаемого по патенту его гениального ученика-природника, и начал терпеливо, вливая невиданное количество энергии, выстраивать Зеркало.
Это было трудно. Почти невозможно. Но Алмаз Григорьевич был очень зол и очень упрям.
Не все королевские дворцы и военные объекты охранялись так же надежно, как владения профессора Черныша. Один из старейших магов Туры давно выбрал для проживания север Блакории. Выкупил у государства узкую долину, треугольником вклинивающуюся в горный массив – склоны вокруг были высокие, обрывистые, неприступные. Единственный вход в долину перегородил щитами, взломать которые могли один-два человека в мире, и выстроил себе в горлышке ущелья удобный и функциональный дом, из которого каждый день ходил на работу в научно-магический исследовательский институт в Дармоншире и обратно. Данзан Оюнович не терпел лишних людей в доме, но иногда брал учеников, которые жили рядом, в небольшом коттедже.
Здесь и нашли прибежище потомки Черного Жреца.
Мировой гений, обладатель стольких ученых степеней, что и не сосчитать, предмет восхищения и подражания среди молодого поколения стихийников, Данзан Оюнович Черныш был человеком, ставящим науку во главу угла. Если бы ему предложили в нескольких словах озвучить свой жизненный принцип, то он бы не задумываясь ответил: «Нет ни добра, ни зла, есть только целесообразность». И еще: «Нет проблемы, которую не может решить человеческий разум».
– Ты иногда вызываешь у меня желание тебя уничтожить. Для спасения мира, – как-то сказал ему давний друг и соперник Алмаз Старов.
– Для спасения мира я делаю куда больше, чем ты, носясь со своей обсерваторией, – насмешливо и едко ответил Данзан Оюнович. – Не лицемерь, Алмаз, мы оба знаем, что часть моих опытов и исследований была бы отвергнута широкой общественностью. Хотя плодами оных опытов общественность с удовольствием пользуется, стыдливо закрывая глаза на процесс.
Черныш умел оценивать свои поступки с точки зрения этики и гуманизма, не будучи при этом ни этичным, ни гуманным. Ничего, что мешало бы полету мысли. Вся щепетильность ушла с возрастом, когда он понял, что в истории повторяются одни и те же сценарии и одни и те же ошибки – и всё из-за инертности людей. И что естественное развитие общества – путь в никуда. Ибо люди не хотят меняться – они хотят вкусно есть, мягко спать и иметь достаточно времени для семьи и отдыха. И никаких тебе высоких задач и самоотверженности ради будущего человечества.
А его целью, его горящей мечтой был идеальный человек. Человек бессмертный. Независимый от божественного вмешательства. Человек, который не будет довольствоваться одной планетой и покорит всю Вселенную. Этой цели Черныш посвятил всю жизнь, кропотливо исследуя взаимодействие стихий Жизни и Смерти.
Данзан Оюнович не был жестоким ради жестокости и всегда старался минимизировать вред для объекта исследования. А по молодости и вовсе частенько испытывал на себе собственные препараты, новые заклинания и методики, пока не перешагнул через ту грань опыта, за которой его смерть могла бы нанести чудовищный вред науке.
Был ли он фанатиком? Вряд ли. Скорее, исследователем, упоенным своими возможностями. Разум его был чист и не обладал признаками патологии. Черныш не бросался с пеной у рта на оппонентов и не вещал бесконечно на интересующие его темы. Всегда выслушивал разумные аргументы, не отрицая того, что он может ошибаться.
Но ради целесообразности он легко мог бы принести в жертву и чужую жизнь, и свою. Хорошо, что сейчас в этом необходимости не было – молодые коллеги, боготворящие руководителя проектов, без всякого сомнения записывались в добровольцы для его опытов.
Именно Черныш в свое время систематизировал знания по виталистике, разработал приемы, которые легли в основу методов, применяемых во всех лечебных учреждениях мира. По его учебникам обучали студентов, по его работам писались диссертации, а он трудился дальше, не почивая на лаврах.
То, что стихия Смерти начала иссякать, Данзан Оюнович почувствовал несколько десятков лет назад. Но тогда он посчитал, что это временное явление, циклическое колебание. Однако по привычке ничего не упускать выделил время на наблюдения – и, когда стало понятно, что ситуация ухудшается, забил тревогу, добился организации научно-исследовательского института по вопросам изучения нежити: ведь зависимость вспышек поднятия мертвых от колебаний стихии Смерти была очевидна.
По итогам многолетних наблюдений был сделан неутешительный вывод: вся его многолетняя, вековая работа может пойти к чертям, если ситуацию не выправить. Это Алмаз со своим философским мировоззрением спокойно принимал все происходящее. Позволить же себе потерять результаты исследований Черныш не мог.
Поэтому он и согласился выступить на конференции в Йеллоувине. Но целью выступления было не столько донесение до коллег нехитрых истин о приближающейся стихийной катастрофе и будущем упадке магии, сколько сигнал для потомков Черного Жреца.
