Наизнанку. Лондон

что так сбежать проще.

– Уйти, конечно, можно было через любой переход. Вот только работающий Окуляр быстро нашёл бы меня на Изначальном уровне. Он же, зараза, помнит каждого, кого касался. Да и потом, разрушенный Окуляр – событие из ряда вон выходящее. Кто бы стал заниматься сбежавшим инсинуатом?

– Стратег, куда деваться, – прокомментировал Тим.

Соня уже не хотела слушать никаких ответов, но упорно продолжала задавать вопросы.

– Как ты узнал, когда я приду? Я это перо могла в любой день поймать!

– Могла. Я и ждал тебя почти полгода. Каждый вечер, с момента наступления года Огненной Обезьяны.

– Да с чего ты взял-то, что в этом году ждать надо?

– О, это-то как раз было не сложно. Что такое девятый год? От начала времен? От Рождества Христова? Сомнительно. Ни одной записи о появлении любого существа женского пола в Оке не было. Значит, ещё не приходила. Значит, девятый год огня ещё не наступил. Дальше простая математика. Складываем цифры в годах и ищем тот, который в сумме даёт девять и приходится на огненный знак. Две тысячи шестнадцатый – год Огненной Обезьяны. То, что там дальше что-то про перья и погибель, меня мало интересовало. Мне главное было продолжать ждать и верить, что ты придёшь. А с каждым месяцем вера слабела. Но надежда умирает последней. И ты пришла. А дальше всё было совсем легко.

– Легко? Что ты…

– Систер! – не вовремя осенило Тимоху. – Я понял, почему матерь троих! Это ж, как и сказал Эреб, не буквально!

– Мелкий, это сейчас очень важно?

– Очень! Хотя не знаю, – Тим смешался.

– Понятно. Рассказывай.

– Ты – София!

Станиславский бы позавидовал такой паузе.

– Это очень ценное замечание. Я, безусловно, София. И?

– И ты мать!

– Мелкий, хорош!

– Ладно, ладно. Ты мать Веры, Надежды и Любови. Понимаешь? Он как сказал про то, что…

– …Надежда умирает последней, – закончила Соня хором с братом. – Звучит разумно. Младшей ведомая, хаос и мрак… Это, ну, младшая – любовь, да?

– Систер, давай эту строчку опустим.

Грей ухмыльнулся. Все сделали вид, что не заметили.

– Волей пера Азраила погибель со старшей нашедшая,? – это меня куда как больше интересует, – закончил мысль Тим.

– Старшая – это вера. Значит, мою веру разрушило перо? Но это же не так, с пера всё началось. Благодаря ему я, наоборот, поверила!

– С пером Азраила всё чуть сложнее, – заговорил комтур. – Перо Азраила – это я.

Макс никогда не жаловался, что его слушают недостаточно внимательно, но в этот раз он побил все рекорды.

– Кхм, ну, это давняя история и сложная. Там, кхм, много тонкостей и подводных камней. В общем, сейчас не время и не место. Да и вообще ни к чему.

– Макс, ты что, смущаешься? – не поверил своим глазам Тимоха.

– С чего бы вдруг? Что за странные мысли. Короче, перо Азраила – это я. И, насколько я понимаю, погибель веры – это… Прости, Сонь. В том смысле, что я разрушил твою веру вот в него.

– Не в него, – упрямо помотала головой матерь троих, – а в его идеи, планы. Не в него!

– Да, – поспешил согласиться Макс, – так точнее. Но слушайте, тогда остаётся, что средняя дочь – это Надежда. Сумрачный рок укротит, в год девятый со средней уйдя. Соня уйдёт дальше с надеждой. Это же, значит, всё хорошо?

– За исключением наличия развилки, – подал голос Эреб. – Вы хорошие детки, умненькие. И разложили всё так ладно. Вы молодцы.

– Эй, ты же сам сказал, «девять – хорошее число». Кто б ещё знал, что это значит… – Только у Тимохи хватало непосредственности так разговаривать с Хранителем.

Эреб сам не ожидал, что это его встряхнёт.

– Девять – тут со всех сторон девять. Изъятое пророчество – девятое, год – девятый. Девятью девять. А ты второй раз прав, парень! И с Бейсиком со своим, и сейчас.

И уже ласково, к Соне:

– Ты с ним закончила?

– Нет, если можно, я бы продолжила. Он сказал, что дальше было легко, и я… ну, хотела бы знать…