сметающей всё заботой (даже Бурей отступился) опехтерила своего ненаглядного в такое количество одёжек, что раб божий Кондратий едва передвигался.
– Трогай, – пнул холопа Бурей и сам повалился в сани.
Возница хекнул от хозяйской ласки и тронул лошадь вожжами.
В дороге на Сучка снова навалилась смертная тоска. Старшина пытался с ней справиться, но чёрный, полный кошмаров омут тянул его в себя всё глубже и глубже.
– Кондрат, ты чего? Схудилось никак? – Бурей ощутимо тряхнул друга.
– А? – Сучок с трудом сообразил, где находится. – Нет, не схудилось.
– А чего отвечать перестал? – Бурей прищурился. – Опять себя жрёшь?
– Серафим, что я детям их скажу? Бабам что скажу? – Мастер скрипнул зубами. – Что их с собой на тот свет увёл, а сам на этом задержался?
Сучок так и не понял, почему в голове вдруг грохнул немаленький колокол, а перед глазами замельтешили звёзды и цветные пятна. А когда зрение прояснилось, то обнаружил, что Бурей сгрёб его за грудки и, притянув к себе, рычит:
– А то и скажешь – мужья и батьки их в бою легли, как ратникам надлежит!
Он снова встряхнул Кондратия и скорчил совершенно зверскую рожу:
– Вас защитили, волю, дом и корм вам добыли, скажешь! Запел, б…! Баба! Раньше сопли жевать надо было! Ратники вы все теперь, а ты воинский начальник! Коли не нравится, так я тебе вожжи дам – иди да повесься! Или яйца себе открути – на кой они тряпке?!
Бурей слегка отстранился, перевёл дух и продолжил:
– От них тоже всё выслушаешь! Молча! Повинишься, что не уберёг… – Серафим сглотнул и уже тише добавил. – Привыкай, не в последний раз, хотя хрена пареного к такому привыкнешь! Вот так-то!
– Не в последний, говоришь? – переспросил Сучок, высвобождая ворот.
– Не, етит тебя! Агушеньки, б…! Мож, тебе ещё раз по балде заехать для просветления? – Бурей всплеснул руками. – Ратник ты теперь, не в сотне, само собой, а всё равно какой ни есть, да ратник. И твои тоже. Никуда не денетесь – сами выбрали.
– Угу, – Сучок через силу кивнул.
– Вот! – Бурей удовлетворённо оскалился. – А ты над ними десятник. А десятник, оглоблю тебе в дупло по самое не балуй, это не перед бабами красоваться, а вот и такое тоже.
– И как быть теперь? Ты ж ратник, Серафим, и ратника сын, и над обозом старший, научи!
– А вот так и быть! – фыркнул Бурей. – Тебе Филимон уже всё сказал, добавить нечего. Али забыл?
– Забудешь такое! – Сучок на мгновение задумался. – Да, сказал он мне тогда… И у коновязи, и на заборолах… Аж нутро перевернулось!
– Хрена с два нутро у тебя перевернулось! – Бурей сплюнул. – В башке осталось – вижу, а до остального и не достало!
– Как?
– А вот так! Коли достало бы, так ты бы сейчас не ныл, как монашка, что от прохожего затяжелела! – фыркнул обозный старшина. – Как быть, как быть – через себя Филимонову науку пропустить, чтобы наука эта тобой стала! Вот сейчас и начинай!
– Что начинать?
– Хрр, нет, я тебя точно сегодня прибью! Тебе холопы что, все мозги вышибли? Через себя пропускать! – Бурей сплюнул. – Тебе Филимон что сказал? Войско за командиром идёт! А как за тобой таким идти? Сидит – сопли до мудей развесил! Хрр, как бы тебе паршиво не было, показывать не смей! И перед вдовами да сиротами когда встанешь – не смей! Ни сопли пускать, ни нюни разводить! Повинись, что не уберёг, поклонись земно, но квохтать не смей – не их, себя жалеть будешь, а себя нельзя…
– А?
– Цыц! Не сказал я ещё! – оборвал Бурей. – Семьи ты их не бросишь и с голодухи пропасть не дашь, знаю. Даже если б хотел их бросить – не дадут. Только ещё одно есть – с сыновьями их заместо батьки тебе придётся, да не просто так, а чтоб они, по примеру отцов, считали за честь полечь в бою, понял?
– Не, Серафим, не понял пока, но запомнил, – Сучок сосредоточенно кивнул и покосился на своего приятеля – сколько же у него личин? Снова он на себя не похож.
– Хрр, уже лучше, – осклабился Бурей. – Сразу такое не придёт. Но по запомненному и делай, а будешь делать – через себя пропустишь. Так наука тобой и станет.
– Угу, – кивнул Сучок и зашептал что-то под нос.
– Чего шепчешь-то? – Бурей повернулся ухом к плотнику. – Не разберу!
– Да спросить хочу.
– Спрашивай!
