– Серафим, а как с мастерством-то нашим быть? – Сучок взглянул в глаза друга. – Ратники мы, конечно, ратники, не отказываемся, да мастерство-то у нас у всех в душе первое. И у меня тоже! Как быть? Чтобы ни тому, ни тому ущерба не было?
– А вот не знаю! – Бурей развёл руками. – Не было у нас ещё таких! Откуда Корней такое измыслил – не скажу, а уж что вам делать – и подавно без понятия. Самим вам придётся.
– Как не было? – подивился Сучок. – Вы ж все ремесленничаете, а кто и не одним ремеслом!
– Угу, – кивнул Бурей, – да только у одних ремесло под воинским делом ходит, а есть такие, что из них ратники, как из хрена дудка – тем бы ратников в охрану своего промысла наладить, мол, в сотню ратником впишусь, а воевать – шиш! А вот таких, как вы, не было, разве что Лавруха – Корнея сын, да и он блаженный какой-то.
– Вот как? – хмыкнул Сучок. – Значит, сами думать будем!
– Вот и ладно! – ухмыльнулся Бурей. – Вижу, повеселел. Так и надо! А теперь меня послушай.
– Слушаю.
– Вам сегодня тризну по павшим править, а ты знаешь, как? – физиономия Бурея приняла торжественное выражение.
– А то я поминок не справлял! – Сучок аж привстал.
– А ну цыц! – рявкнул Бурей. – Поминки, хрр, это когда бабы, визги, вопли и сопли! А на тризне воины воинам честь воздают, и там соплям не место!
– Это как?
– Хрр, а вот так! – Бурей приосанился. – Сидят, братьев погибших вспоминают: как в походы вместе ходили, как ворога вместе били, какими людьми они были… Песни поют… весёлые! В воинском умении меряются, только кровь не льют, даже каплю – не любят души павших кровь побратимов видеть!
– О как! А я и не знал, – Сучок слегка приуныл. – Да и что вспоминать-то – не воины мы, а мастера.
– Хрр, погодь порты мочить – помогу! – хлопнул друга по плечу Бурей. – И посидим, и вспомним, вы мне про них и расскажете: и какими мастерами были, и как на половцев с ополчением ходили – всё! И силой померяемся! Потешим их душеньки, покажем, что их тут помнят. А выть – дело бабье!
Сани выехали из леса и вдалеке, на острове показался Михайлов Городок.
– Кондрат, гляди, ворота закрыты, – Бурей указал рукой на крепость. – Это у вас всегда такие строгости?
– Да нет, днём открыты обычно, хотя сторожатся… – пожал плечами Сучок. – И на посаде никого – чудеса! Чего случилось-то?
Пока друзья недоумевали, показался берег Пивени. Судя по тому, что через реку шла наезженная колея, а снег был утоптан копытами, лёд встал уже прочно. О чём и сообщил сидящий на облучке холоп:
– Хозяин, накатана переправа. Ты вылезать будешь или в санях?
– В санях, – буркнул Бурей. – Вези, давай.
Возница хлопнул вожжами и направил лошадь к спуску на лёд. Но не тут-то было.
– Стой, кто идёт?! – раздалось с башни.
– Тпруу! – дёрнул вожжи холоп.
– Чо-о-о?! – рыкнул Бурей.
– Стой! Стреляю! – отозвались с башни.
Возница резво переместился с облучка в снег.
– Стоим! Стоим! – подал голос Сучок. – Свои!
– Хрр! – заревел Бурей.
– Тихо, Серафим, здесь не шутят! – ухватил друга за руку плотницкий старшина.
– Кто такие? – раздалось с башни.
– Хрр! – Бурей зашарил рукой в явном намерении откинуть полость.
– Тихо, Серафим! Подстрелят, и вся недолга! – шикнул на товарища Сучок, потом повернулся к башне и заорал: – Плотницкий старшина Кондратий Сучок и обозный старшина ратнинской сотни Серафим Ипатьевич Бурей!
– А третий кто? – отозвалась башня.
– Твою в бога вдоль, поперёк и вперекрест! – Бурей не выдержал и выскочил из саней. – Изгаляешься, сопляк?!
Хлоп! Вззз! – Болт взрыл снег под ногами Бурея.
– Ы! – отпрыгнул в сторону обозный старшина.
– Выйти из саней! – потребовала башня.
Сучок резво выскочил и за шиворот выволок из-под саней Буреева холопа.