И тут Сучка заметили. Парень, стоявший за верстаком, поднял голову, и на плотницкого старшину уставился один глаз – второго не было. Мастера передёрнуло.
Руки мастера непроизвольно сжались в кулаки, и разжать их сразу не получилось.
– Здрав будь, старшина! – увечный отрок дёрнул, видимо, от боли, щекой и с трудом поклонился.
– Здрав будь, здрав будь, здрав будь… – Остальные тоже оторвались от работы, а один, темноволосый и самый младший на вид парнишка добавил: – Заходи, дядька Сучок.
Старшина помедлил, с трудом разжал кулаки, стянул с головы шапку и вернул поклон:
– Здравы будьте, ратники!
Оно вроде бы и невместно мастеру перед сопляками раскланиваться, и ещё полгода назад такое Кондратию Сучку и в голову бы не пришло, но с тех пор немало воды утекло в Пивени. Не мог он теперь не оказать уважение покалеченному на брани воину, и неважно, сколько тому годов.
Повисла неловкая пауза. Странно, но Сучок никак не мог решить с чего начать. Не говорить же, в самом деле, с порога, мол, пойдём, парень, игрушку мою поглядим, ты, сказывают, в тонкой работе петришь, а то затык у меня… Нет, смысленному мужу-мастеру плотницкий старшина так бы и сказал, не забоялся дурнем выставиться, но сопляку? Вот и осматривался, а отроки молчали – невместно со старшим первыми заговаривать.
Посмотреть же в кузне было на что. Ой, было! Одним образцовым порядком дело не ограничилось: по стенам висели изузоренные доски, да такие, что у Сучка захватило дух, в горне грелась какая-то хреновина, похожая на перевёрнутый горшок, а на верстаке, за которым стоял темноволосый, покоилось главное диво – серебряная паутина, на которой кое-где дождевыми каплями голубели самоцветы…
Больше ничего плотницкий старшина подумать не успел – само собой пришло решение, как разговаривать с этими странными увечными парнями. Он непринуждённо указал рукой на верстак и спросил:
– Сами делали?
– Ага! – темноволосый отрок посторонился, приглашая подойти поближе. – Вот, посмотри, дядька Сучок!
Старшина шагнул к верстаку, пригляделся, хмыкнул под нос и резюмировал:
– Знатная работа!
Парень немедленно начал раздуваться от скромности:
– Ну… мы все, и узор вместе придумали, и набор вместе собирали. Я показывал только.
– Тебя как звать, отрок? – усмехнулся Сучок.
– Прости, дядька Сучок, – парнишка смущённо смахнул со лба непокорный чуб и поклонился. – Я Тимофей. Кузнец. Меня тут Кузнечиком прозвали.
– Златокузнец?
– Да не то что бы, дядька. Дед, – отрок шмыгнул носом и опять поправил непослушную прядь, – говорил, что тонкую работу делать надо уметь. Вот и учил.
– Хорошо учил, царство ему небесное! – Сучок перекрестился. – И умение у тебя есть, и красоту понимать можешь.
– Благодарствую, мастер! – Паренёк слегка зарделся.
– А точить тоже он тебя учил?
– Он! – мальчишка гордо вскинул голову. – Тебе топор наточить?
– И это тоже не лишне, – старшина вытащил из-за пояса свой, известный всему Михайлову Городку, топор и протянул Кузнечику.
Тот посмотрел, хмыкнул:
– Точить не надо, разве глянец навести. – Мальчишка обернулся к одному из отроков. – Трофим, выправь на ремне, пасты мастеру с собой дай, ту, что вчера сделали.
– Дед учил, а теперь ты учишь, – Сучок прищурился. – Это к тебе Швырок мой бегает?
– Ой! Ты проходи, садись, дядька Сучок! – Кузнечик спохватился, что держит старшего на ногах.
Сучок утвердился на лавке за столом, на котором лежали инструменты и куски бересты с чертежами и рисунками.
