Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

обратил на нее ваше внимание, к ней обратился третий мужчина – morbleu, тот самый, кого я приласкал пяткой. Потом она бежит к нам сильно испуганная – и тут ее увидели вы.

– Гм, быть может, они флиртовали? – пробормотал я.

– Нет, не думаю, чтобы они – как бы это сказать? – галопировали за ней. Это было что-то более серьезное, друг мой. Послушайте, я разглядел лица мужчин, обратившихся к ней, и все лица светились огнем!

– Чт-то? – ответил я. – Огнем? Что вы такое сказали?

– Я сказал только то, что видел, – спокойно произнес он. – Лицо каждого мужчины светилось подобно гнилушкам, мерцающим ночью на болотах. Кроме того, друг мой, каждый пытался дотронуться до нее палочкой, подобной той, что была у нашего отвратительного жулика, пока я не испортил его план моим ботинком.

– Дорогуша, да вы спите! – рассмеялся я. – Люди с пламенеющими лицами обращаются к молодым женщинам в общественном парке и касаются их волшебными палочками! Это же Нью-Джерси двадцатого века, а не Багдад времен халифа Гаруна!

– Н-да, – уклонился от ответа де Гранден. Он раскуривал сигарету, и пламя вспышки осветило его лицо. – Быть может, друг мой. Давайте посмотрим, что скажет молодая особа, вернувшись в сознание. Pardieu, я удивлюсь, если мы не изумимся ее рассказу!

2

– Пожалуйста, немного эфира, друг мой Троубридж, – попросил де Гранден, когда мы внесли девушку в мою смотровую и положили на диагностический стол. – Ее пульс замедлен, и эфир будет стимулировать…

Слабый дрожащий стон нашей пациентки прервал его: «Ach, lieber Himmel!» Ее руки конвульсивно дернулись, веки затрепетали и открылись над васильковыми глазами.

– О, Боже правый, я погибла… пропала… навеки проклята! Пощади, Господи! – Ее прекрасные глаза с ужасом осмотрели комнату и остановились на де Грандене, склонившимся над ней. – Ach… – вскрикнула она, но француз обратился к ней с медленной речью, перемежая ее немецкими словами, тяжело, словно кусочки горячей пищи, ворочавшимися в его гортани.

– Fraulein, вы у друзей. Мы обнаружили вас в парке в беде, потом вы упали в обморок и мы принесли вас сюда. Если вы скажете, где живете, куда хотите пойти, мы будем рады…

– Ach, ja, ja, увезите… спрячьте меня… – вскричала девушка. – Всемогущий Боже, что я говорю! Как могу я, навеки проклятая, избегнуть его и в жизни, и в смерти? Горе, о, горе мне! – Она судорожно сжимала свои тонкие нервные пальцы, отвернулась к стене и горько разрыдалась.

Де Гранден оценивал ее эмпирически, покручивая сначала один, потом другой кончик светлых усиков.

– Я думаю, ей надобно дать тонизирующего, друг мой Троубридж. Она слишком утомлена, – заметил он. – А теперь, мадемуазель, будьте добры, выпейте это и придете в себя, – он поднес к ее дрожащим губам стакан холодной воды с эфиром и мягко погладил по плечу. – Несомненно, вы многое перенесли, но это вас обезопасит от…

– Обезопасит? Обезопасит? – она отозвалась истеричным эхом. – Обезопасит меня? Нет мне безопасности – нет такого места ни на земле, ни в аду, где он не смог бы найти меня! Небеса же запретны для меня – как я могу найти еще где-то безопасность?

– Morbleu, мадемуазель, кажется, вы беспокоитесь напрасно! – воскликнул француз. – Кто такой мистический «он», что преследует вас?

– Мефистофель! – она так тихо выдохнула имя, что мы едва его смогли разобрать.

– А? Как вы сказали? – переспросил де Гранден.

– Мефистофель… дьявол… сатана! Он владеет мною, я продана ему и связана с ним сейчас и навеки. О, несчастная я! Увы, зачем я родилась на свет! – Она разрыдалась, потом жалобно посмотрела на де Грандена широко раскрытыми глазами. – Вы не верите мне, – простонала она, – никто не верит мне, считают меня сумасшедшей, но…

– Мадемуазель, – прервал ее де Гранден и начал говорить так, как врач разговаривает с пациентом, не владеющим своими нервами. – Мы этого не говорили. Только глупцы отказываются верить в то, чего они не понимают, а Жюль де Гранден далеко не глупец. Я говорю вам это. Расскажите нам то, чего мы не знаем, а мы послушаем.

Он пододвинул стол к кушетке, на которой она лежала, и наклонился к ней.

– Приступайте, мадемуазель.

– Меня зовут Мюллер, Берта Мюллер, – начала девушка, приложив к глазам комочек кружева и батиста. – Я из Вены. Год назад я приехала сюда, чтобы вступить в должность instructress[238] детей герра Андреаса Хопфера, представителя Deutsche-Rotefabrik Verein.

– Гм-м, – прокомментировал де Гранден.

– Эта страна оказалась чужой для меня, – продолжала она более спокойным тоном. – Никто, кроме домашних моего хозяина и нескольких его друзей, не