Впрочем, всю более-менее достоверную информацию я, похоже, уже прочитала. Дальше пошли домыслы и споры. Я отвернулась от дисплея, и компьютер, отследив этот факт (все-таки в автофокусе есть свои плюсы), включил экранную заставку. Вздохнув, поднялась на ноги и подошла к окну. Бесспорно, за последний час я многое узнала о Рейере Макнэлле. Однако понятнее от этого ничего не стало.
Не скрою, мне пришлось чуть ли не силой удерживать себя от порывов отправиться в тюрьму на следующий же день. Мысленно надавав себе по щекам и призвав к благоразумию, я сумела выждать необходимое время и на место прохождения ПС прибыла в четверг. Правда, немного раньше положенного ушла с занятий. Закончив лекцию в своей основной группе, решительным шагом направилась к лестнице.
Неизменный Раджер сопроводил меня на нижний этаж. Достигнув застекленной камеры, я развернулась к тюремщику.
— Могу я передать ему средство от ожогов?
Произнесла таким требовательным тоном, что принять это обращение за вопрос было сложно.
Раджер поджал губы и наморщил лоб, что-то прикидывая.
— Оставить в камере — нет, — сказал он затем. — Но он может воспользоваться лекарством, пока ты здесь. Что за средство?
Под его взглядом я послушно извлекла из внутреннего кармана куртки коробочку с исцеляющей бумагой. Вытянув верхний слой, продемонстрировала тюремщику.
— Ладно, — кивнул тот. — Я передам ему через окно. В конце занятия заберешь.
— У него хотя бы есть зеркало?
— Что? — Раджер непонимающе нахмурился.
— Зеркало, — повторила я, для наглядности жестикулируя. — У него ожоги на лице, он не сможет как следует обработать их, не видя. Так… — Выражение лица охранника, не оставлявшее сомнений в отрицательном ответе, помогло принять решение. — Пустите меня внутрь.
— С какой стати? — Раджер напрягся.
— С такой. Я помогу ему с медицинской процедурой. Да ладно вам! — с нажимом добавила я. — Вы же сами мне говорили, что опасности от него не исходит.
Тюремщик раздумывал еще секунд пять.
— Ну хорошо, — решил он затем. — Но под твою ответственность. Пояс не выключай.
Нажал пару кнопок, переводя мой невидимый щит в нужный режим.
— Не буду, — пообещала я.
Добившись, чего хотела, была готова стать кроткой и покладистой.
Раджер коснулся пальцем очередной сенсорной панели. Стеклянная преграда не отъехала в сторону, как я ожидала, а словно впиталась в пол, потолок и боковые стены, предварительно разделившись на четыре части. Стало быть, окно, которое я видела прежде, было вовсе даже не окном. Просто включенный тогда режим убирал стену не полностью, а частично.
Капитан, до сих пор не имевший возможности слышать наш разговор, удивленно наблюдал, как исчезает стекло, а я вхожу в камеру.
— Закрываю, — предупредил Раджер.
Я кивнула, не оборачиваясь. С легким шорохом, будто речь шла не о стекле, а об антикварной тюлевой занавеске, стена возвратилась на прежнее место. Не могу сказать, чтобы мне не было страшно. Было. В голове мелкой пичугой, залетевшей в комнату и не находящей выхода наружу, металась мысль: «Ненормальная, куда ты полезла?! Он же убийца, и ему терять практически нечего! А если он тебя придушит, покалечит, возьмет в заложники?»
— Добрый день, — поприветствовала я капитана, вместо того чтобы прислушаться к голосу рассудка.
— Добрый! — с прежним нескрываемым удивлением откликнулся он.
И продолжил изучающе меня рассматривать. Как экспонат Музея космоархеологии.
— Давайте обработаем ваши ожоги, — предложила я, стараясь, чтобы голос звучал максимально уверенно.
— А ты смелый парень, — заметил Макнэлл, склонив голову набок.
— Угу. В учителя другие не идут, — поддакнула я, извлекая из коробочки первый белый прямоугольник.
Бумагой «исцеляющая бумага», конечно, не являлась. Настоящую бумагу вообще днем с огнем было не сыскать. Художники-ценители с огромным трудом и за большие деньги доставали драгоценные листы, выпускавшиеся на планете Грин. Но большинство ограничивалось сенсорным творчеством на голографических панелях и прозрачных экранах.
Впрочем, я отвлеклась от главного, и не случайно. Страх быстро отступал, а вот с чувством вины дело обстояло противоположным образом. Чем дольше я смотрела на капитана, тем сильнее колола совесть: надо было приехать вчера. Крупные красные пятна уродовали правую сторону лица — наверное, именно этой стороной он повернулся ближе к Кортону, готовясь принять тарелку. Едва ли не самая большая пораженная область протянулась до уголка глаза. Хорошо еще, что он не ослеп наполовину! Ниже кожа была чище, я заметила только небольшой ожог на подбородке.
Осторожно приложила бумагу к лицу заключенного. Лист тут же начал сморщиваться и менять форму, подстраиваясь под пятно. Вскоре он уже
