– Даешь! – сказал Владислав.
Но вино у стюардессы взял, и взял для себя еще коньяка.
– Даем! – принимая у него вино, снова с заговорщическим видом указала Маргарита взглядом на его коньяк.
– Дорогу ведь надо как-то скоротать. – Владислав смотрел на нее все с тою же победно-саркастической улыбкой. – Сдохнуть можно, пока допилишь.
Маргарита не заметила, как допилили. Она допила вино, посмотрела немного в окно, – и уже, оказывается, развозили обед. Пообедала, вновь испытав прежний кайф, когда стюардесса, склонившись, поинтересовалась у нее, что она будет, птицу или мясное, отдала стюардессе спустя полчаса раскуроченный поднос, посмотрела в окно еще, перебрала свою сумочку, искоса поглядывая на отдавшегося объятиям Морфея Владислава, вновь понаблюдала за небом со стеганым одеялом облаков внизу, – и загорелась надпись «Fasten belts».
– Торговцам богатствами родины – подъем! – застегнув свой ремень, повернулась на кресле, склонилась к спящему Владиславу Маргарита.
Глаза у Владислава раскрылись – будто он там, во сне стоял на страже и ждал, когда его разбудят. Они, можно сказать, не раскрылись, а распахнулись – вспыхнули из-под век. И взгляд их был не весело-спокоен, как ожидала Маргарита, а придавливающе-тяжел.
– Как ты меня назвала? – спросил Владислав.
– Торговцем богатствами родины, – дразняще, с видом примерной ученицы, повторяющей по просьбе учителя свой ответ для всего класса, отозвалась она.
– Чтобы больше не слышал такого. – Голос у Владислава был серьезен. Слишком серьезен для столь ничтожной провинности – если считать ее безобидную шутку провинностью. – Не хрена попусту язык распускать.
Укол уязвленности, что испытала Маргарита, когда только оторвались от земли в Шереметьеве, вновь прошил ее острой, сквозной болью. Словно бы тем шилом, что показывали ей в охранном агентстве, куда она ходила как раз перед встречей с Владиславом на Тверской у Центрального телеграфа.
– Есть! – ответила она по-военному, прикладывая руку к виску, изо всей силы стараясь не выказать пронзившего ее чувства.
Владислав, не торопясь, застегнул ремень, достал из кармана все того же летнего пиджака, в котором встретились, платок, обмахнул им углы губ, промокнул подглазья, убрал платок, посмотрел на часы у себя на руке и после этого повернул голову к Маргарите:
– Что, где сегодня будем кормиться? В чисто французском ресторане? В китайском? Или хочешь английской еды? Можно немецкую.
Шило, прошивавшее Маргариту насквозь, исчезло в одно мгновение – как его и не было.
– Конечно, хочу во французский!
– Заметано! – соглашающе поднял брови Владислав.
Вот так, Сережа, сказала про себя Маргарита. Ясно тебе?!
Она снова прильнула к окну. Самолет снижался, облака внизу были уже совсем близко. Через несколько минут за окном стали пролетать белые клочья – и самолет погрузился в туман. В тумане он шел минуту. Или две. Потом сквозь разрывы в поредевшей кисее стали коричнево промелькивать куски земли – раз, другой, третий, и облака остались наверху, земля открылась во всей наготе: зеленые мхи лесков, желтые поля, сизая паутина дорог, серебристые блюдца водоемов, серебристая нитка реки, игрушечные краснокрышие дома… И все это уже была Франция.
Лютеция, произнесла про себя Маргарита.
– Любимое оружие Джеймса Бонда. – Владислав погладил лежащий у него на ладони маленький, похожий на игрушечный черный пистолетик, сжал ладонью рукоятку и, просунув указательный палец в спусковую скобу, крутанул пистолетик на пальце. – «Беретта» девятьсот пятьдесят, двадцать пятого калибра. А? Нравится?
Маргарита пожала плечами.
– Мне все равно. Не испытываю никаких чувств.
– А ты возьми, подержи в руке. Сразу начнешь испытывать. – Владислав вложил ей пистолет в руку, заставил сжать пальцы на рукоятке. – Просунь указательный в скобу, просунь! Вытяни руку. Прицелься!
Маргарита, только он отнял свои руки, потянулась и положила пистолет на ломберный столик рядом.
– Не хочу я прицеливаться. И вообще даже в руки брать. Зачем мне это? Не хочу!
Владислав засмеялся:
– Правильно! Не стоит того. – Взял пистолет со столика и снова поласкал в ладонях. – Хреновое на самом деле оружие. Дамская пукалка.
Он подошел к сейфу и, приоткрыв дверцу, положил дамскую пукалку обратно на полку. Рука его повозилась в недрах сейфа и вынырнула наружу с новым пистолетом, и это уже была штука так штука, вдвое больше прежнего.
– Этот нравится? Тоже «Беретта», но девятьсот пятьдесят один. Одна цифирка разницы, но все другое. Тридцать восьмой калибр. Как саданешь, так саданешь, если с близи – можно в грудь навылет.
Маргарита смотрела на черное чудовище в руках у Владислава и чувствовала, как вдоль позвоночника, сверху вниз бежит ознобная струйка холода.
