французском.
Может быть, конечно, он и не был столь уж превосходен, но Маргарите так показалось: на превосходном. На мгновение ее обдало волной зависти. Она все это время в Париже пыталась объясняться на английском, но ее английский в сравнении с Галиным французским был косноязычным лепетом.
– Ого! – сказала она, когда официант, приняв заказ, улетел.
Галя с улыбкой пожала плечами:
– Язык, выученный в постели, – то же, что язык, постигнутый в детстве. Сразу в подкорку, и там уже намертво. Три года замужем за французом – выучишь, как миленькая.
– А сейчас? – осторожно поинтересовалась Маргарита.
– Ой, что вы, Рита! Еще не развелись, но разъехались. Русской женщине жить с французом – радость не из больших. Они хотят, чтобы жены сидели дома и ждали их с начищенной… ну, нашей штучкой, которой мы отличаемся от них, понимаете, да?
Галя достала из сумочки сигареты, и к удовольствию Маргариты это оказался тот же «Вок» с ментолом, что у нее.
– Хотите моих? – достала Маргарита свои сигареты.
Галя потянулась взглядом, поняла – и рассмеялась.
– Давайте я ваши, а вы мои.
Они вытащили по сигарете из чужой пачки, прикурили от Галиной зажигалки, и Маргарита снова спросила:
– А чем занимаетесь? Где-то работаете?
Галя, выпуская дым, покрутила рукой с сигаретой в воздухе.
– Сложно сказать… В настоящий момент я безработная. Но во Франции – это не обязательно: работать. Я натурализованная француженка, мне платят пособие. Мне его хватает. А приработок… ну, по-разному.
– Что значит, по-разному? – Маргарита старалась изо всех сил, чтобы интонации ее голоса были как можно непринужденнее. Чтобы та свирепая заинтересованность, которая диктовала ей ее вопросы, не прорвалась наружу.
Похоже, ей это удавалось. На лице у Гали появилась улыбка неловкости, она немного помедлила, а потом снова покрутила рукой с сигаретой в воздухе.
– Ну, например, мой любовник каждый месяц дает мне определенную сумму. Заработок это?
И мне тоже, просилось у Маргариты с языка. Хотя это и было бы неправдой. Деньги, данные ей Владиславом, уже совсем подошли к концу, и больше он ей пока не давал.
– А если преподавать русский язык? – спросила она.
Галя, как Маргарите и хотелось, решила, что речь идет о ней самой.
– Да кому он нужен! – сказала она доверительно.
– А если французский соотечественникам?
– Французский соотечественникам? – переспросила Галя. И с отрицанием покачала головой. – Нет, я вообще стараюсь не общаться с соотечественниками.
Официант, появившись около них, принялся перегружать на стол содержимое принесенного подноса. Они заказали себе всего лишь по кофе – Маргарита экспрессо, Галя капучинно, – по порции орехов – фундука и бразильского, – а официант уставлял стол и уставлял: каждой сахар в отдельной сахарнице, и отдельно ложечку на блюдце для орехов, и по молочнику со сливками на блюдце, если захочется добавить, и по влажной салфетке еще на одном блюдце. То еще было кафе, за распектабельность здесь брали, надо полагать, без жалости.
– А почему вы стараетесь не общаться с соотечественниками? – спросила Маргарита, едва официант отлетел.
– От них, Рита, одни неприятности, – сказала Галя, не поднимая на нее глаз, поднося к губам чашку с кофе.
– Но я, кстати, тоже ваша соотечественница.
Галя, не отпив, оторвала чашку от губ и взглянула на Маргариту.
– Вы – другое. Вы здесь не живете. Наоборот: с вами мне очень даже хочется пообщаться.
– А как вы распознали, что я здесь не живу?
– Потому что по вам видно.
Галя ободряюще улыбнулась Маргарите и, вновь поднеся чашку к губам, наконец, отпила из нее.
Маргарита чувствовала себя задетой. Правда, если бы по ней не было заметно, что она не парижанка, Галя бы к ней не подошла.
– А если бы вы не были натурализованной, как бы вы тогда зарабатывали? – задала она новый вопрос.
– И думать не хочу! – с живейшим чувством воскликнула Галя. – Какая тут работа для русских?
– Нет, все же? – нажала на нее Маргарита.
– Идти на панель, – сказала Галя. – Другой работы нет. Кому ты нужна.
