зарезала! Представляете! У него патроны в револьвере кончились, вот он к коляске и подбежал, схватил ее со спины, пытаясь стащить. А она откуда-то выхватила кинжал и ударила, не глядя за спину. Шею и вспорола. Кровищи – жуть! Но там и ножичек – дай боже! Мария Федоровна жива и невредима. А сестренку вашу ранили. Вроде ничего страшного – одна пуля по плечу чиркнула. Это пятый бомбист пытался стрелять, но его уже прохожие скрутили. Вы бы ее видели! – с восхищением воскликнул штаб-ротмистр. – Стоит она в коляске. Вся в крови с головы до ног. Белое платье чуть подрано и уже совершенно алое. Всю трясет, глаза безумные, в одной руке кинжал, в другой – пистолет. Валькирия! Просто валькирия! И это – беременная баба! Ну и дела!
– Где она?!
– Так к дворцу Марии Федоровны и повезли. Она же ее у себя поселила.
Анатолий Владимирович, не прощаясь, вскочил в коляску и приказал гнать. Немедля.
Подъехал. Его не стали задерживать. Один слуга даже путь взялся показывать. Взбежал по лестнице и чуть ли не ворвался в помещение, где сновали какие-то бабы.
– Анатолий Владимирович! – возмущенно воскликнула Мария Федоровна, вставая. – Что вы себе позволяете!
– Ваше императорское величество, – произнес запыхавшийся уже старый мужчина и поклонился. – С вами все в порядке?
– Со мной – да. Но вы же приехали не ко мне, не так ли?
– Виноват.
– Не стоит виниться. Я все понимаю. Но вы не вовремя. Обождите в соседней комнате, – произнесла вдовствующая императрица и чуть скосилась на Юлию Александровну, что по пояс обнаженная сидела к ним спиной.
– Конечно, – кивнул Анатолий Владимирович. После чего сделал вопреки ожиданиям несколько решительных шагов к раненой особе, небрежно оттолкнув каких-то женщин, и, опустившись на колено, произнес:
– Прости меня, сестренка. Дурак. Старый дурак.
Юлия повернула голову, встретилась с ним взглядом и чуть заметно кивнула, робко улыбнувшись.
– Анатолий Владимирович, – вновь подала голос вдовствующая императрица, а в ее голосе отчетливо зазвучали сталь и власть, – не испытывайте мое терпение! Всему есть пределы!
– Да-да, конечно, – ответил граф и спешно ретировался из помещения.
Легкое ранение в руку? Ха! Их было три! Но все, к счастью, неопасные. Анатолий Владимирович вышел в соседнюю комнату. Сел в кресло и выдохнул. Кем бы эта девочка ни была, не важно. Ему было приятно считать ее своей сестрой. А может, даже все треволнения и зря. Дядя вполне мог учудить.
Глава 8
27 августа 1904 года, Токио
Император Японии Муцухито[79] задумчиво смотрел на фотографию Юми, стараясь разглядеть в ней что-то сокрытое. Женщина как женщина. Миловидная. Лицо явно выдавало, что кто-то из ее родителей не был японцем. На этой фотографии подобная особенность отчетливо бросалась в глаза. Не сильно, но явно.
– Рассказывайте, – наконец произнес император, аккуратно положив фотографию на пачку газет, посвященных этой особе. Снова ей. Поначалу, когда он узнал обстоятельства поражения Куроки и Оку, то пришел в чрезвычайную ярость. Сейчас же остыл и пытался мыслить трезво, дабы разобраться в этом непростом деле.
– Мы опросили самым тщательным образом семью, в которой она воспитывалась, и их соседей. Никто ничего не видел. Ни в ту ночь, когда девочку подкинули, ни потом. Сама же Юми никогда не интересовалась своим прошлым. В приемной семье с ней обходились довольно скверно. Да, кормили, поили, одевали, но держали за безродную приживалку, напоминая об этом постоянно. Никаких близких и теплых отношений она не имела ни с кем и восприняла отправку в школу гейш с нескрываемой радостью. Не потому что ей хотелось стать гейшей, а потому что в тягость было находиться среди этих людей. Ситуация отягощалась еще и тем, что ее внешность выдавала в ней айноко[80].
– А что в школе гейш?
– Они оценили экзотичность внешности и не трогали ее. Поэтому все шло ровно. Тем более что очень быстро обнаружился интерес к ней со стороны европейцев. Прежде всего русских.
– Дети?
– Нет. Она была аккуратной в таких связях. Поговаривают, что за всю ее бытность гейшей она уединялась с мужчинами для этих целей не больше десятка раз. Юми больше привлекала как собеседница. Быстро и легко выучив русский язык, она научилась располагать к себе гостей. Поэтому ее и завербовали…
– Что было после вербовки, я знаю, – перебил его император. – Как вообще получилось так, что Куропаткин знал о ее происхождении больше, чем мы? Ладно. Не отвечайте. Вы проверили эти слухи, что гуляют в народе, о том, что она внучка Сайго Такамори?[81]
– Да. Были проверены все его кровные родственники и установлено, что женщины рода не имели даже возможности для близости с этим гайдзином. Но Сайго, как вам известно, мало уделял внимания своим женщинам и детям. Относился с этаким небрежением. Поэтому мы пошли по другому пути, полагая,
