лицо.
Встречал дружину сам Чуеслав Вышатич и горстка его соратников. Озерный князь был крепок и черноволос. Широкоплечий, с открытым лицом – выступающий лоб, прямой нос, серьезный, но вместе с тем добродушный взгляд. Одевался Чуеслав просто, не богаче местных торговцев: на рубаху накидывал дубленку, не застегивая, не носил ни колец, ни браслетов – лишь кожаные тесьмы в косах.
– Глазам своим не верю, – и весело, и осторожно проговорил Чуеслав, когда Хортим ступил на пристань. – Неужели и вправду Горбович?
Спутать было сложно. Хортим был устал, худ и изуродован Сарматом, Чуеслав – здоров и полон сил. Но едва они оказались рядом, любой бы ответил, кто из них сын кожемяки, а кто – гуратского владыки. Хортим всегда разговаривал вежливо и приветливо, но как он держал себя, как шагал, как заставлял себя слушать, ненароком вскидывая породистый нос. Фасольд смотрел на него, сходя с корабля следом: осанка, излом губ и бровей, голос. Хортим напоминал своего отца куда больше, чем привык думать.
– Вправду, – ответил нововенчанный князь, склоняя голову. – Я Хортим Горбович, а это мои люди. Мы пришли с миром, так не откажи нам в приюте.
– Добро, – улыбнулся Чуеслав. – Будьте моими гостями. Но вот уж кого я не ожидал увидеть в своем городе, так это человека твоего рода.
Неудивительно. Как рассказал позже сам Чуеслав Вышатич, даже мелкие окрестные князья избегали встреч с ним, а когда все-таки приезжали – куда денешься, если озерные порты процветают? – смотрели свысока. Чуеслав не обижался: сын кожемяки не был им ровней, да и не старался стать. Заботился лишь о процветании Девятиозерного города и его жителей и не пытался взлететь выше, чем следовало.
Гордость и надменность Горбовичей – не чета мелким князьям – давно превратились в легенду. Но вот пришел Хортим на драккаре, и говорил с Чуеславом спокойно и просто, и, когда тот привел его и его соратников в свой дом, без усмешки называл князем. Но сам Хортим не видел в этом заслуги: он изгнанник, владыка без земель, а Чуеслав, несмотря на возраст, – мудрый и уважаемый правитель, которого признавали люди от мала до велика.
Дружинный дом Чуеслава Вышатича тоже был деревянным и крепким. Длинный и узкий, с резными ставнями и высеченной над дверями головой соболя – герб маленького, но преуспевающего Девятиозерного города. Где-то Хортим углядел даже несколько колышущихся на ветру полотнищ с вышитым символом.
– Откуда путь держишь, Хортим Горбович? – спросил Чуеслав, приглашая за поспешно, но по-озерному пышно накрытый стол. И как-то виновато улыбнулся людям Хортима: не взыщите, мол, чем богаты. Он не знал, что такой прием, домашний, мирный, – лучшее, что могло с ними случиться.
– Из Волчьей Волыни. – Хортима усадили по правую руку от Чуеслава, и дружине его соратники озерного князя предлагали сесть рядом.
– Из Волыни, – присвистнул Чуеслав, наливая гостю мед. – Славный город. И батька у них там мощный.
Фасольд закашлялся.
Потек пир, скромный и добротный. Никто не развлекал гостей песнями и танцами, как было у Мстивоя, но оживленные разговоры еще долго не смолкали под сводами дружинного дома. Хортим представил Чуеславу своих приближенных и не стал скрывать, что за дело привело его в Волчью Волынь и почему сейчас он, с оскудевшими запасами и без ратей за спиной, оказался в Девятиозерном городе.
– Мои владения малы и не защищены от драконьего огня, – кивнул Чуеслав. – Но я могу дать тебе людей.
Сумели бы выстоять несколько его дружинников против Сармата? Едва ли, но за такую помощь, оказанную приезжему князю, с Чуеслава бы строго спросило вече, а семьи отправленных на смерть воинов очернили бы его имя.
– Я ценю это, – миролюбиво сказал Хортим, – но пусть твои люди остаются дома. Лучше не откажи дать нам в путь пищу и пресную воду.
Тот, конечно, не отказал.
В доме Чуеслава Вышатича напитки и блюда разносили слуги, но чашу Хортиму подавала девушка, одетая лучше слуг. Круглолицая, с темно-рыжей косой и расшитой перевязкой, в подпоясанном коричневом платье и с тяжелыми бусами на груди.
– Сестра моя, – обронил Чуеслав.
– Княжна, значит, – серьезно сказал Хортим, а девушка, смотревшая на него из-под коротких ресниц, зарделась и опустила голову, чтобы скрыть румянец.
Чуеслав засмеялся.
– Не заглядывайся на гостя, Рынка. Ступай, – и повернулся к собеседнику. – Вот зовешь ты ее княжной, Хортим Горбович, а мне что делать, если она нос начнет задирать? Окрестным князьям предлагать? Они этого больше смерти боятся.
– А ты не предлагаешь?
– Больно надо, – фыркнул Чуеслав. – Мои соседи только и ждут от меня такого оскорбления. Но пусть не трясутся, мы свое место знаем. Невеста моя – дочь корабельщика, ее отец вече собирал, чтобы меня князем назвать. Свадьба на весну назначена, приезжай.
Хортим был бы рад, но надеялся, что к весне уже вернется на юг. И вновь обратится к правителям стонущих под Сарматом земель. Что успел натворить дракон за прошедшее время? Не вынудил ли их озлобиться и ответить ударом на удар?
– А ты жениться не собираешься, Хортим Горбович?
– Будто мне и так проблем мало, – ответил тот. – Город поднимать нужно.
