квадратный подбородок, окаменевшая коса ниже основания широкой шеи, которую не мог взять ни один клинок. Кригга разглядела борозды, оставленные на теле Ярхо чужими лезвиями, и ножны у бедра, и его кольчугу – тоже из серой горной породы. Он миновал малахитовые двери, и отзвук шагов гулко разнесся по коридору.
Криггу сковал холод. Такой жуткий холод, что ее начал бить озноб. Девушка отшатнулась, зажимая ладонью рот, и из горла вырвался сдавленный вой.
И тогда шаги затихли – Ярхо остановился.
Ноги отнялись, и Кригга рухнула на пол. Девушка даже не понимала, сколько от нее было шума, пока она пыталась отползти назад. «…Если он и придет, то не причинит тебе зла, – говорили ей. – Кто вообще может обидеть драконью жену?» А кто убьет Криггу до летнего солнцеворота? Сожжет ее Сармат- змей или каменный воин поднимет на меч?
Кровь забурлила в ушах, и девушка даже не расслышала, как Ярхо ушел. Наверняка он понял, что в чертоге сидела жена его брата, еще когда играла музыкальная шкатулка. Потом мог заметить Криггу, смотревшую на него через прорезь в двери, – но Ярхо не было до нее никакого дела. По крайней мере, сейчас. Одеревеневшая от ужаса, Кригга все же заставила себя подняться. Она смахнула выбившуюся из косы прядку и взглянула на обездвиженных суваров.
Если Ярхо-предателя боится даже камень, что говорить о ней?
Второй год Сармат был драконом. И второй год раздувался его мятеж – война, страшнее которой не знали Княжьи горы. Он уже убил двоих своих братьев – замучил слабоумного Ингола, за что был заключен в тюрьму за девять замков. Освободившись, сжег гордого Рагне, направившего на него свои рати. А теперь его соратники выволокли на капище Тогволода Халлегатского. Полная луна хищно поблескивала над кругом деревянных исполинов.
– Дядюшка. – Сармат радушно развел руки. Треск костров взметнулся над идолами. – Как ты?
Связанного Тогволода поставили на колени. Одни из его крайних прядей были заплетены в тонкие косицы, и волосы, светло-каштановые с проседью, багровели от крови. Кровь плавала и в слюне, когда Тогволод, стянув разбитые губы, сплюнул на землю.
– Сучоныш, – сказал он. – Брату следовало придушить тебя еще в колыбели.
Сармат засмеялся, поддев землю носком сапога. Он казался осунувшимся: превращения до сих пор давались ему тяжело, но удовольствие скрашивало любую усталость.
– А я так рад, что могу говорить с тобой.
«…после того как я уничтожил твое войско, что было в два раза больше моего».
– Жил как плут, – Тогволод ощерился, – как плут и сдохнешь.
– Может быть. – Сармат пожал плечами. – Но я-то следующее утро застану, а ты – вряд ли.
Тогволод смотрел на племянника снизу вверх, гордо, дерзко. Потом медленно обвел взглядом столпившихся на капище людей: тут были соратники Сармата, и жители занятого им города – Касьязы в устье Невестиной реки, и связанные и избитые воины Тогволода. Заметив это, Сармат улыбнулся:
– Они присягнут мне, не успеет забрезжить рассвет.
– Нет, – зашипел Тогволод. – В моей рати нет предателей. А ты достоин только изменников, таких, как…
Едва за правым плечом Сармата выросла широкоплечая фигура, Тогволод изменился в лице. Смешались гнев, и злость, и боль с недоверием – он испытывал эти же чувства, когда впервые увидел Ярхо, сражающегося против его войска.
– …
Сармат с любопытством оглянулся, будто мог увидеть кого-то, кроме брата, насупленного и молчаливого. Тогволод тряхнул головой и горько усмехнулся, обнажив заляпанные рдяным зубы.
– Ярхо, полудурок ты, бестолочь, недоносок. Хьялма говорил мне, а я не верил. До последнего не верил.
Жизнь словно вытекла из Ярхо – казалось, его черты окаменели, хотя этому было суждено случиться лишь несколько лет спустя. Его глаза смотрели в пустоту, и напряглась шея, а шрам на скуле открылся и закровил. Дядька всегда любил Ярхо сильнее прочих братьев. Проводил с ним больше времени, чем отец: брал загонять медведя или кабана, звал объезжать крутого нравом коня и оставлял ночевать в своих дружинных домах. Ярхо даже был похож на него – пошел в крупную отцовскую породу.
Тогволод повернул искаженное от боли лицо.
– Зачем твои прихвостни притащили меня сюда, Сармат? – И кивнул на деревянные столпы. – Вздумал приносить жертвы?
– Боги их любят, – заметил тот.
– Мятежник и братоубийца, трус и чешуйчатый выродок. Какому богу нужны твои дары? – Жуткий смех забулькал в глотке Тогволода.
Сармат приблизился к нему и по-змеиному склонился вперед.
– Ему. – Он повернулся и указал на идола за своей спиной. Огромный, с зияющим голодным ртом и символами, выжженными по набухшему заскорузлому дереву. У его основания плясало самое дикое пламя. – Это Мохо-мар, тукерское божество войны и огня. Мохо-мара мучает иссушающая жажда, и утолить ее
