может только человеческая кровь.
Тысячу лет спустя кочевники забудут своего древнего страшного бога, расщепив его на суровую Жамьян-даг, ездившую на бронзовой колеснице, и Сарамата-змея.
Тогволод смотрел на возвышавшийся над ним столп, и пылающие языки тонули в его зрачках.
– Ты совсем спятил со своими тукерами, раз решил отказаться от отцовских богов.
Сармат выпрямился и хохотнул.
– Не помню, чтобы княжьи боги принесли моему отцу благо. Но нет, я рад любым покровителям, даже чужим. И, видимо, небеса и подземные недра благоволят мне, дядя. Тукеры, некогда захватившие Касьязу, оставили здесь своего Мохо-мара. Мой черед его потчевать.
– Ты просто хочешь убить меня как можно унизительнее, вымесок. Решил кинуть, как барана, чужому богу, – рыкнул Тогволод, а Сармат, неспешно прогуливаясь вдоль исполинов, вздохнул.
– Не без этого.
Ночь над капищем была темна и тягуча. В толпе царило молчание, которое нарушали лишь слабые попытки пленных воинов, скрученных и оглушенных, избавиться от пут и человеческих рук, державших их за горло.
– Ну уж нет, – захохотал Тогволод, словно ему, связанному, брошенному на колени, действительно стало смешно. – Нет, сучоныш, так не пойдет. Я знаю только одного бога войны, и имя ему Тун, и мои предки пируют в его чертогах. Ты позволишь мне умереть в бою.
Сармат вздохнул снова, глубоко и почти горестно. Вновь остановился напротив мужчины и согнулся, упершись руками в колени. Его рыжие косы лизало мерцание костров.
– Подумай сам, дядюшка. Ты сломлен и побежден – что за радость мне биться с тобой? Какой от этого прок?
– А я о тебя свой меч марать не стану, – выплюнул Тогволод и, дернувшись, рявкнул: – Ярхо! Сразись со мной, если не растерял последнюю смелость.
Сармату это не понравилось. Он отошел, задумчиво поглаживая щетину, – Ярхо стоял на том же месте, где и прежде.
– Ты бы отказался. – Сармат понизил голос, пододвигаясь к уху брата. – Незачем. Я могу просто зарезать его и…
Но он знал, что произойдет дальше. Ярхо несильно оттолкнул его и шагнул вперед, вытягивая меч из ножен.
…Тогволода развязали, и кто-то дал ему клинок. Правда, не его – опухшие от веревок руки неохотно привыкали к чужому оружию. Тогволод мерно вращал кистью, сжимавшей меч, и вел широкими плечами, а Ярхо ждал, опустив оружие. И исполины в кругу скалились жадными ртами, в которые стекал свет оборотничьей луны и ритуального огня.
– Ты-то куда, дурень? – Перекинув рукоять из одной ладони в другую и обратно, Тогволод расставил ноги. Расправил грудь, глубоко выдохнул и вытер рубахой искривившийся в судороге рот. Ярхо не нападал. – Зачем ты это сделал?
Ярхо молчал, лишь лицо у него было пустое и скорбное.
– Что, язык проглотил? – крикнул Тогволод. – Отвечай!
Взревев, он бросился на племянника.
– Отвечай же!
А Ярхо скользяще отбил выпад. Лязгнула сталь, и костры зашипели яростнее.
– Зачем ты всех предал? – Сбилось дыхание. – Что ты не поделил с Хьялмой? Земли? Бабу?
Тогволод разрубил воздух у груди Ярхо – меч столкнулся с мечом – и в голосе мужчины зазвучали слезы.
– Бестолочь. Какая же ты бестолочь.
Это он впервые вложил оружие в детскую ладонь Ярхо. И он учил племянника всему, что знал сам, – Тогволод сажал Ярхо в седло, и он вел его в первой битве, и это он загонял с ним в лесах самых крупных и бешеных зверей. Среди братьев Ярхо всегда слыл лучшим воином, и сейчас мало кто мог сравниться с ним в искусстве. Ему еще не исполнилось и двадцати семи, но своего учителя он превзошел.
– Почему ты не нападаешь? – кричал Тогволод. Острие его клинка взвизгнуло у горла Ярхо – тот отбивался медленно, словно с неохотой. – Почему?
Тогволод бы не одолел его даже здоровым и отдохнувшим. Раненого и усталого же Ярхо мог победить с закрытыми глазами, но лезвие меча подобралось слишком близко и пропахало ему щеку – а он отшвырнул дядю даже не в полную силу.
– Что это такое? – Черты Тогволода перекосило от ярости. В груди хрипело рыдание. – Сражайся, как я учил тебя! Сражайся!
Издав звериный клич, Тогволод рубанул от плеча – Ярхо сумел бы уйти от удара, но не ушел, лишь слегка отвел его, и клинок рассек его кольчугу. Удар был страшной силы, и Ярхо не удержался на ногах, а Тогволод подмял его под собой.
– Бестолочь, бестолочь. – Слезы терялись в каштановой с проседью бороде. – Зачем, ну зачем ты пошел к нему?
Тогволод не успел ни вывернуть меч для удара, ни подняться, ни наброситься на племянника с голыми руками. Пальцы в свежих ожогах дернули его за волосы, изогнутый кинжал лизнул грязное горло, и плоть разошлась с тошнотворным хлюпающим звуком. Кровь Тогволода, густая и темная, хлынула ему на грудь, запачкала подбородок и шею придавленного его телом Ярхо.
