в толпе среди женских лиц. И показалось, что мелькнуло в толпе полузабытое, а может просто придуманное детской памятью лицо отца с фотокарточки. «А ведь я наполовину чеченец, – неожиданно признался я сам себе. – Выходит, русский во мне победил чеченца… А если бы я жил с отцом?..»

Русик

Утром корреспондент «Русского вестника» Степан Соболев вышел из казармы на плац и почувствовал легкое свежее дуновение со стороны гор. Неужто с дальней снежной гряды натянет облаков, и прольется наконец-то дождь? У комендатуры в кружок стояли разведчики. Бритый затылок Макса весело поблескивал на солнце. В ногах у ребят круглился мяч. Степан удивился: в футбол? С утра? Побрел через пыльный плац к ним, узнать, когда ожидается вертушка. Уже подходя, почувствовал: что-то произошло. Даже на вечно невозмутимом Максе лица не было. Чуть не спросил, что случилось, но вовремя опустил взгляд на мяч. Его сразу прошиб пот: из асфальта плаца торчала голова! Вид такой, словно человек закопан в землю. Да только плац – асфальтовый, не закопаешь. Тут только дошло – голова отрезана. Степан сделал полукруг и увидел лицо – это был Русик. Русик смотрел на стоящих вокруг него широко открытыми удивленными глазами. Он смотрел и словно бы спрашивал: неужели такое могло случиться со мной?!.

Полковник уехал в Моздок, и Степан упросился с ребятами в инженерную разведку. Стояла страшная жара, но на инженерную разведку все ходили в полной экипировке и в брониках. Что такое пройти несколько десятков километров по пыльной горной дороге за БТРом под палящим солнцем – это не объяснить, это надо почувствовать. Журналисту ещё хорошо, у него под броником была только легкая рубашка с коротким рукавом – ни разгрузки с гранатами-патронами, ни аптечки, ни НЗ, ни автомата. Да и пешком он шёл только по поселку, а потом Макс сажал его на броню БТРа. Но даже смотреть на бредущий в знойном пыльном мареве отряд было тошно. И только Русику все нипочем. Поджарый, неутомимый и подвижный, как ртуть, он, дай ему волю, пробежал бы весь маршрут вдвое быстрее всего отряда.

Буквально с первых часов знакомства Степан невольно постоянно их сравнивал. Макс и званием постарше, и покрупнее, явно сильнее и крепче. Русик – легкий, сухой, нервно подвижный, на вид хилый. Однако как раз именно он отчего-то казался опасным. «Как бритва» – как-то сразу сложилось в голове определение. Из-за имени Степан поначалу решил было, что Русик – татарин или кавказец, тем более, что и внешностью он был явно ане рязанский парень, но оказалось – русский, и даже крещеный, и даже крестик, не снимая, носил под тельняшкой. А имя – на имени, как оказалось, настояла бабушка- интеллигентка, большая любительница Пушкина. Хорошо еще, не Рогдай – пошучивал Русик.

Как человек штатский корреспондент Соболев всегда думал, что на БТРе ехать комфортнее, чем на БМПшке, ну – тут резиновые дутые колеса, а там железные гусеницы. Как сказал, услышав его некомпетентное мнение Макс, – отнюдь. Еще по ровной дороге и на небольшой скорости – туда-сюда, а по разбитому пути и на скорости – не приведи Бог, всю душу вытряхнет… Впрочем, инженерная разведка дело нескорое. БТР ползет не шибко быстро, саперы со щупами и миноискателями должны обшарить все обочины, кинолог с собакой проверить все подозрительное. Закладка может оказаться и в дренажной трубе, и в небрежно брошенной автопокрышке, и в безобидной, на первый взгляд, коробке из-под телевизора…

И вот что странно, едешь по Грозному и думаешь: какое гиблое место, кругом скелеты домов и из-за каждого в любую секунду может ахнуть выстрел, и ты грохнешься о пыльную землю, перестав существовать. А выберешься за пригород на равнину – снова не ладно, торчишь, как три тополя на Плющихе, видно тебя со всех сторон, словно голого. Из любого овражка хоть за полкилометра тебя снайпер может – щелк! И все… Едешь на броне – боишься стрелка, едешь внутри – броня вроде! – так думаешь про гранатометчика или фугас… Ну, ладно журналист недельку побудет, адреналинчику хлебнёт от городского сплина и отбыл, а ребятишкам вот этим, что растрюхав сухие от жара губы бредут за БТРом, им полгода, изо дня в день…

Как все-таки это странно: огромная страна живет себе обычной мирной жизнью, люди нервничают в пробках в больших городах, доят коров и копаются на огородах в полупустых деревнях, смотрят на пролетающие поезда в пристанционных поселках, торгуют, пишут диссертации, добывают нефть, ловят рыбу и скучают в офисах, ходят в кино, в гости, жарят на даче шашлыки, вечерами смотрят сериалы, пьют водку ругаются и любят друг друга, а тут – война. Застыло в самом зените сухое чеченское солнце, ползет над холмами жидкий черный дым от нефтяной вышки, редкие порывы ветра скрипят жестью разбитой крыши развалин придорожного дома, время сгущается и оглушает напряженной тишиной ожидания. Ничего не случается, но может. Может. Может случиться. Конечно, и в каком-нибудь Козельске люди умирают. В том числе и неестественной, преждевременной смертью. И все же это какая-то другая смерть…

Русик ничего странного в этой войне не видел. Ну, еще одно проявление человеческой сущности («сучности», как он говорил). Человеку одинаково естественно любить ближнего своего и ненавидеть. Жизнь такова, какова она есть. И все! Русику даже нравилась война, тут всё на виду – и трусость, и храбрость, и ум, и хитрость, и подлость, и широта души… Уж лучше, чем в колхозе корячиться на разваливающемся тракторе за гроши или быть бесправной шестеркой с незаконной «пушкой» у какого крутого держателя кучки ларьков в Урюпинске. Если ты человек – в армии не пропадешь. А что дальше? А что об этом думать? Что будет, то и будет…

В тот день маршрут дался как-то особенно тяжко. Виной ли тому был уже несколько дней сухой тяжестью наливающийся зной или сразу несколько взрывов, прогремевших в последние дни, – не ведомо, но когда отряд подтянулся к ВОПу, все тут же молча расселись кто где – вдоль бруствера, на скамейке у землянки, на броне БТРа. Солдатик выволок из землянки бачок с прохладным компотом, и все принялись жадно пить. Пили до тех пор, пока в животах не забулькало. Ясно было, что все это через полчаса на обратном пути выйдет обильным потом, но все равно пили. И Макс не стал делать замечания.

ВОП – взводный опорный пункт, небольшая «земляная» крепость на склоне горы у шоссе. На шоссе милицейский блокпост, а бойцы опорного пункта

Вы читаете Финский дом
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату