или кричать в подушку и скорбеть о себе.
Питер наполнил бак хлорной кислотой. Пока она заливала емкость, шипя, дымя и растворяя тело настоящего Питера, он оделся.
Когда бак опустел, он поковылял к койке, взял две таблетки «Ксанакса», которые оставил на ночном столике, и запил водой из бумажного стаканчика.
Теперь он был единственным Питером. Никто никогда не узнает, что он не настоящий. Даже Мелисса.
На улице уже стало темнеть, когда в магазин Укуса Змеи вошли Эмили и Сюзанна. У одной в руках был трехногий стул, у другой – четвертая ножка. Пока одна женщина советовалась с Укусом, другая положила сломанную ножку на стол, а затем повернулась к Фоллеру и сказала:
– Это я. Буря.
Даже после того, как она произнесла свое имя, ему потребовалось некоторое время, прежде чем что-то сказать. Она и Эмили (или это была Сюзанна?) были одеты в одинаковые домашние платья с пейслийскими узорами. Очевидно, она привязывалась к своим сестрам. Фоллер не мог подавить приступ ревности.
– Если ты подождешь, я могу починить его прямо сейчас, – сказал Укус Змеи второй сестре, глядя на Фоллера и Бурю.
– Мы можем поговорить на кухне? – Фоллер указал на дверь в задней части магазина и последовал за Бурей.
Положив руки на пластиковую столешницу, Буря разглядывала набор тарелок с красными и синими цветочными узорами, висевший на стене.
– Я хочу поблагодарить тебя за то, что привел меня сюда. Я все еще возмущена тем, как ты это сделал, но теперь вижу, что ты спас мне жизнь.
Фоллер не ответил, Буря посмотрела на него, и тот кивнул в ответ, не зная, что она хочет ему сказать.
– Я полночи разговаривала с Эмили и Сюзанной. И объяснила им, откуда я появилась, и они поверили мне и не начали читать нотации о «плохих ощущениях». С ними я чувствую себя как дома. Так, как никогда не чувствовала в своем мире.
Фоллеру потребовалась минута, чтобы понять, о чем она говорит.
– Ты хочешь остаться?
– Да.
– Но мы не можем. Я должен идти дальше. – Он провел рукой по карману, в котором лежала карта.
Буря кивнула.
– Я знаю, что ты должен.
– Но я думал… – Фоллер запнулся.
Он думал, что им суждено быть вместе, что она его вторая половинка. Эти слова прозвучат глупо, если он произнесет их вслух.
– Разве ты не хочешь знать, что там внизу? Тебе не кажется… – Он попытался подобрать слова. – Что большая часть тебя отсутствует, выскальзывает из твоих рук каждый раз, когда ты ее настигаешь и ловишь?
Он вытащил из кармана парашютиста, карту и фотографию и бросил все на кухонный стол:
– Ответы находятся
Буря подошла к окну и прислонилась к раме.
– Или ты должен отправиться туда с Эмили. Или Сюзанной.
– На снимке ты. Я знаю, что это ты.
Буря закрыла глаза.
– В Первый День у меня в кармане был лишь заряженный пистолет. Ни карт. Ни парашютов.
«Ни фотографии Фоллера». Она оставила это недосказанным.
– Тогда забудь о вещах в моем кармане. Ответы все так же находятся внизу. Ты ведь это чувствуешь?
– О да, чувствую.
– Разве ты не хочешь узнать, что произошло?
– Нет, – наконец сказала Буря.
– Как ты можешь…
Буря, перебивая его, повысила голос:
– Потому что это что-то ужасное.
Ее реакция застала Фоллера врасплох, но он не мог спорить с Бурей.
– Если бы я могла упасть
Ее слова вызвали образы из его кошмаров: огромные кишки и кровоточащие небеса. И внезапно мрачное небо за окном показалось зловещим, непостижимым.