— Морковку ела… Ой, не могу, так это теперь называется? А говорила — не любовники!
Черносутанница даже застучала ладонью об столешницу, отчего кружка, стоявшая на ней, подпрыгнула. А я лишь с тоской подумала: «Языком этой Смерти впору не калякать, а пол мести».
Вердэн же, понявший мои слова иначе, с сарказмом спросил:
— То есть ты приравняла меня к Нави?
Мне же захотелось побиться головой об стенку, но я лишь прикусила язык и мысленно достала из ножен лучшее оружие любой женщины — спокойствие и рассудительность. Именно поэтому следующая фраза, сказанная с вежливостью, выверенной до микрона, заставила и гостью, и родственничка поумерить пыл.
Спустя пару минут над чашками вился ароматный парок, отдававший душицей и мятой, а Вердэн сидел напротив Смерти. И хотя видеть ее он не мог, все равно смотрел прямо на Навь.
Блюдце со свежим тягучим медом, стоявшее ровно посередине стола, чем-то напомнило мне белый шатер, что возводили раньше на полях сражений для переговоров враждующих сторон. Вот только «дипломаты» в этот раз подобрались уж очень специфические.
Дэниэль обманчиво-спокойно попивал чай. Сдается, если бы он мог слышать Смерть, то и светскую беседу бы завел. А ведь я печенкой чуяла, как люто он ее ненавидит.
Зато костлявая ехидничала вовсю. Чего только стоил один ее невинный вопрос, обращенный ко мне:
— А ты ведь, наверное, архитектурный в своем мире закончила?
И как ей ответить, что нет, — бухучет? Здесь и слова-то такого нет, наверное. Вердэн только-только про море забыл, а тут… Решила ограничиться коротким «нет». Всего три буквы, а сумеречный уже сделал охотничью стойку, но вмешиваться в наш диалог не стал.
А костлявая, хитро стрельнув взглядом в феникса, протянула:
— А ведешь себя так, словно именно что на архитектора выучилась…
— Это еще почему? — не выдержала я.
— Потому как строишь тут и строишь из себя девочку.
Я закашлялась, поперхнувшись чаем, а моя знакомая невозмутимо продолжала:
— Ночь на дворе, а вы тут двое в комнате заперлись. Неужто вас обоих разом посетило желание поговорить? — Она стрельнула взглядом в Вердэна и прибавила: — Обычно в таких ситуациях двоих посещает не желание словоблудия, а аист. И могу поспорить, что от такого богатого красавчика ты не прочь бы и ребеночка завести…
— Что она тебе сказала? — Судя по тому что Вердэн все же задал вопрос, на моем лице мартовской кошкой гулял весьма нелестный для Смерти ответ.
— Что мы с тобой были в шаге от спланированной незапланированной беременности.
Теперь уже закашлялся родственничек. Похоже, облик кровожадной и беспощадной Смерти ему все же гораздо более мил, понятен и привычен, чем Смерти ехидной. А что до последней… Не иначе костлявая все же решила привезти из командировки парочку душ и теперь намеренно отпускала колкости, в надежде, что хотя бы один из нас подавится или захлебнется чаем.
Дэн не успел прокашляться, когда у Смерти что-то завибрировало в рукаве. Она достала из складок ткани айфон и радостно оскалилась:
— Все же есть от тебя толк, Рей! Выброс твоей силы поднял аж половину кладбища у южных ворот! — Она предвкушающе потерла руки. — Пришло сообщение, нужно забрать три души, что привидениями квартировали на погосте. Они срочно запросились за грань, жалуясь на бесчинства восставших неупокойников. — Она хмыкнула. — А там, если поднятые умертвия прорвут ограду, то и в городе, может, еще кого прихватить удастся.
С этими словами костлявая лихо подхватила косу с пола, оседлала ее, словно метлу. Щелкнула пальцами, распахивая створку, оттолкнулась от пола, включила форсаж и вылетела в окно.
— Ушла? — это было первое, что спросил Вердэн.
Я лишь кивнула, а потом, предвосхищая его вопросы, протараторила:
— Она сказала, что я своим выбросом полкладбища на окраине подняла… Там же эти… умертвия… Если они в город пойдут, то кучу народу положить могут.
— Могли бы, если бы не полог над погостом, сдерживающий нежить, — педантично поправил родственничек. — Но ты права, предупредить все же стоит.
После этих слов он смежил веки и сосредоточился. Из его ладоней, прижатых друг к другу, заструился свет. Когда Дэн их развел, оттуда вылетели две пичуги. Небольшие и странные, больше всего похожие на золотистых бумажных журавликов.
— Я отправил вестников в департамент правопорядка и в корпус темных. Пусть адепты потренируются, — пояснил он суть своих действий, после чего в упор уставился на меня: — А теперь я хочу узнать, как давно прошла твоя инициация?
Он бы еще о теореме Ферма меня спросил. Я даже не представляла, как эта самая инициация происходить должна.
