и Твигги улыбаются прямо в камеру, сидя у барной стойки, на которой стоят бокалы с какой-то жидкостью и торчащими из них соломинками.
– Сука! – восклицал в нашем с Яшиным номере Воронин, потрясая свежим номером, который ему принёс приданный сборной Джордж Скенлан. – Ты представляешь, этот мудак сказал, что он просто поклонник советской сборной, и попросил разрешения сфотографировать нас на память. А теперь вот! Хорошо хоть, не написали, будто я с ней переспал! Ничего такого и не было, если что…
– Ох, наивный ты, Валера, человек, – покачал я головой. – Кто тебя вообще надоумил ей звонить?
– Как кто? – опешил наш полузащитник. – Так ты же и надоумил! Забыл, что ли? Когда на экскурсии были.
– Действительно, это я как-то облажался… И что теперь? Надеюсь, ты предупредил Скенлана, и до того же Киселёва информация не дойдёт? А то ведь, чего доброго, и над тобой судилище устроят.
– То-то и оно! Хрен бы с ним, с партбилетом, так ведь могут на финал не поставить… О-о-о, твою ж мать, за что мне это?!
– Ну ты не убивайся раньше времени, – закуривая, невозмутимо произнёс Яшин. – Финал – вещь серьёзная, я лично в случае чего попрошу, чтобы до финала тебя не трогали. Думаю, и ребята поддержат.
Воронин сел на край моей постели и уронил лицо в ладони. Упавшая на пол газета, словно в насмешку распахнувшись именно на этой странице, мозолила глаза снимком, с которого улыбались Воронин и худющая Твигги.
– Если что, представим это как провокацию англичан, – озвучил я пришедшую в голову идею. – Объяснишь, что Твигги сама тебе позвонила, попросила о встрече в тихом баре недалеко от отеля, сказав, что случилось что-то серьёзное, хотя на деле она захотела с тобой просто встретиться как со старым другом. И ты шёл с ней пообщаться, как к старой знакомой, ну, заказала она пару коктейлей, так ты и не пил, скажешь, если только чуть пригубил за компанию. А тут провокатор с камерой, представившийся поклонником сборной и твоим в частности. То есть это была специально подстроенная диверсия, чтобы лишить сборную перед финальной игрой одного из её ведущих футболистов.
Воронин оторвал лицо от ладоней, с надеждой глянул на меня:
– А что, может и прокатить.
– Хорошо бы, – хмыкнул Яшин. – Только ты, Валерка, прежде чем пускаться во все тяжкие, лучше бы головой думал, а не тем, что между ног болтается.
– Знаешь что, Лёва, хоть ты мне и друг…
– Без паники! – осадил я приподнявшегося было Воронина. Яшин же так и сидел с сигаретой в зубах, глядя на товарища по сборной с хитрым прищуром. – Валер, ты извини, но и в самом деле, косяк твой. Да и я хорош, подал идею, не подумавши. Давайте пока не будем пороть горячку. Вот если начальство узнает об этой провокации, тогда и будем внедрять в жизнь предложенный мной вариант, раз у вас всё равно ничего лучше нет.
На том и порешили. Воронин со скомканной газетой отправился к себе в номер, а мы с Яшиным решили перекинуться в «дурака».
– Удивляешь ты меня порой, Егор, – не отрывая взгляда от своих карт, неожиданно произнёс Лев Иваныч, – казалось бы, двадцать лет, а зачастую ведёшь себя, будто чуть ли не старше меня. Выражения у тебя прямо-таки заумные случаются. И ведь из простой советской семьи, рос во дворе…
Яшин взглянул мне в глаза, и на какое-то мгновение я почувствовал себя словно на допросе у сотрудника НКВД. К счастью, в реальности судьба не сводила меня с этими товарищами, поскольку в обеих ипостасях я появился на свет позже, но, наверное, подследственные в застенках НКВД испытывали нечто похожее. Впрочем, в следующий миг Яшин улыбнулся, и повисшая было в воздухе напряжённость тут же испарилась.
– Ну, ту историю с оголённым проводом, думаю, не только вся наша страна, но и полмира уже знает, – сказал он. – Такой бы провод сунуть в руки каждому советскому подростку, глядишь – вундеркиндов и прибавилось бы. Согласен?
– Не уверен, что сработало бы, хотя… чёрт его знает! Я ведь и сам иногда думаю, как так получилось, что из простого дворового оболтуса после кратковременной потери сознания получился композитор и футболист?.. Блин, проиграл! Моя очередь сдавать.
Этим же вечером 28 июля мы по телевизору в холле гостиницы смотрели матч за 3-е место между сборными ФРГ и Португалии. Немцы подтвердили выданные им авансы и, несмотря на гол Эйсебио, в свою очередь отгрузили португальцам сразу три. Причём последний на 90-й минуте матча, когда соперник все силы бросил на то, чтобы отыграться, и шустрый Шнелленгер убежал один на один с Перейрой, спокойно положив мяч под опорную ногу голкипера…
Как мы ни надеялись, что высер The Guardian не дойдёт до руководства сборной, этим надеждам не суждено было сбыться. На следующий день, накануне финала, было объявлено командное собрание. Но тут уж мы включили все свои резервы. В дело пошла моя версия развития событий, озвученная на собрании самим Ворониным, ну и ребята впряглись за нашего полузащитника, напирая на то, что игрок нужен сборной в главном матче за всю историю советского футбола.
– Но пятно-то какое, пятно! – восклицал Киселёв, потрясая свёрнутой в трубочку газетой. – Его уже не смоешь даже победой в финальной игре над англичанами! Вы понимаете, что мне в любом случае придётся доложить по инстанции?
– Анатолий Ефремович, а может, не будем спешить? – предложил Морозов. – Давайте мы финал отыг раем, а там уже и сообщите кому надо.
– Легко вам говорить, Николай Петрович, а поставьте себя на моё место! В сборной такое творится, а я, получается, своим молчанием потворствую…
