зато, очутившись в бизнесе, стал на равных с заворгом Саней — только он теперь заведовал не отделом комсомольских организаций, а производством.
Однако следует признаться, что это так — на бумаге. Фактически я был экспедитором и не вылезал из командировок, а Саня таскал тяжеленные телеги с мешками, складировал тару и отгружал готовую продукцию. Ничем, по сути, не отличаясь от грузчика, он и за воротник закладывал прилично. Да оно и понятно — наши зарплаты оставались на уровне рабочих фармфабрики, один из этажей которой заняла фирма благодаря умению директоров убеждать. Делами заправлял этакий земляческий триумвират: технический директор, коммерческий директор и собственно директор. А Николай Андреевич как был начальником цеха, так и остался — причем на родном заводе.
— Что на этот раз надо? — по традиции не закусывая после первой, прищурился он.
Мы с Саней регулярно наведывались за марлей, клеем, фильтровальной бумагой и прочей мелочовкой.
— Посоветоваться, — начал издалека Саня.
Расшаркиваться я не собирался и поэтому спросил в лоб:
— Правда, что вам директора покупают квартиру?
— А куда им деваться? — Николай Андреевич разливал по новой. — Цанга бэушная стоит на упаковочной машине, регулировка нужна постоянно: там подтяни, здесь подмажь… — Он ловко опрокинул мензурку и шмыгнул раскрасневшимся носом. — Линию в Германии делали, а фирменное обслуживание с вызовом наладчика денег стоит. В валюте! Ремкомплект опять-таки нужен… А у меня еще много чего в запасах имеется, приблизительно на четверть века эксплуатации оборудования. Вот мы и договорились насчет квартиры. Еще по пятьдесят?
— А как же проценты от прибыли? Это ж какую выгоду теряете! — изумился я.
— Какие, к черту, проценты?! Я в сказки не верю. И к тому же доллар директорам голову окончательно вскружил: «Фольксвагенов» накупили, в куртки одинаковые кожаные нарядились, как комиссары. Правда, те для народа старались, а эти… — Николай Андреевич махнул рукой и дернул пятьдесят. Выдохнув, осклабился. — Недвижимость есть недвижимость, а то форс-мажор какой-нибудь наступит или еще что.
— Они в развитие вкладываются, и вроде НДС на медицину вводят. Подождать с дивидендами надо… — Я снова отвернулся к окну.
— А мне стенку обещали купить. Я ж не румынскую прошу, нашу — «Надiю».
— Только с ней и живем… с надеждой… — Николай Андреевич потрепал Саню по плечу. — Вы, хлопцы, не обижайтесь, но кроме оклада, ничего вам не светит. Сами же говорите, что одними обещаниями кормят. А деньги, и немалые, не на развитие идут, их переводят в нал и — по карманам.
Внутри все заныло. Ради чего я, голодный дурак, драил фрицевскую железяку?! Разве у нас не было большого общего дела? Ведь совсем недавно на выездных семинарах директор играл на гитаре и мы дружно пели у ночного костра. А когда убили моего отчима и угнали «Таврию», тот же директор выделил деньги на покупку кузова и двигателя, чтобы по уцелевшим документам я мог собрать новую машину. В дни получения зарплаты в молодежном центре мы полным составом отмечали шампанским достигнутые успехи и строили планы. Куда все подевалось? Нас со школы учили, что человек человеку друг, товарищ и брат, и мы счастливо жили при социализме, а сейчас капитализм и человек человеку волк.
Ладно, покажу и я свои зубы! Обкусанные от злости и обиды губы обжигал разбавленный спирт. Мысли, как забрать свое, честно заработанное и главное — обещанное, роились мстительными пчелами.
Решение вдруг пришло, как Остап Бендер в милицейской фуражке к гражданину Корейко. Даже улыбка натянулась соответствующая.
Мой разговор с директором уложился в несколько минут, канцелярскую папку с надписью «Дело № _» даже раскрывать не пришлось. Накануне я предупредил нашего бухгалтера, что буду уходить. По-хорошему, если получу набежавшие за два года проценты, или по-плохому, но тогда бумаги, лежащие в папке, попадут в соответствующие «органы». Естественно, триумвират все просчитал, и мне выдали полный расчет.
Само собой, общаться дальше с кем-либо из фирмы я не горел желанием, но где-то в начале «нулевых» случайно встретил Николая Андреевича и пригласил, как когда-то он, к себе в гараж, где стояла моя машина. Пусть не «Мерседес», но, как и хотел, белая, собранная по запчастям «Таврия». Николай Андреевич развел спирт по новой рецептуре сладкой газировкой, в классическом соотношении три к двум, и мы хорошо посидели. Вспомнили и подвал, и его уроки химии, и мудрые наставления. Помянули Саню, которому незадолго до смерти (от запоев не выдержало сердце) таки купили мебель.
Николай Андреевич все так же работает на фармзаводе начальником цеха, в купленной фирмой квартире он сделал евроремонт, а директора, рассорившись из-за крупного дележа, разбежались, и где теперь находится восстановленная линия, одному богу известно.
Светлана Белошапко
С 1988 по 1991 год жила с мужем-военнослужащим на Дальнем Востоке, с 1992 года до настоящего времени — адвокат, Адвокатская палата Московской области.
