Жуткий модник он был. Именно на нем я также впервые увидела кожаную куртку-пилот с норковым воротником.
На мой недоуменный взгляд он высокомерно спросил: «Про Версаче че-нить слышала?»
«Нет, а кто это?»
«Это крутой модельер, итальянец. Так что куртка у меня «версачевская», вот голова Горгоны изображена, — тыкал мне Серега в изображение злобной змеистой женщины. — Два косаря отвалил».
Еще Серега носил кожаные мокасины без носков и говорил, что так носят все крутые итальянцы и Джанне Версаче с ними.
А потом у него появился пейджер. Помните эти черненькие пищащие коробочки?
Мужик с пейджером тогда — это как сегодня мужик с личным вертолетом. Я Сереге на пейджер диктовала места и даты свиданий. А потом мы катались на разных шикарных машинах. Иногда я спрашивала: «Кем ты работаешь?» А он уклончиво отвечал: «Да так, кукурузу охраняю…» — «А где?» — «Да недалеко от Солнцева…»
Только потом я поняла, что это за плантации кукурузы были в Солнцеве… Погиб Сережка в автокатастрофе. Это было уже после того, как мы разбежались. Через пару лет случайно встретила его брата, который и рассказал мне все… Похвастал также, что схоронили его на Ваганьковском, где-то рядом с братьями Квантришвили.
Поплакала, конечно. Недалекое прошлое с грустным концом, подернутое временем, показалось мне более прекрасным и возвышенным. И мне даже почудилось, что между нами могло быть и что-то серьезное, ведь именно мне он предлагал как-то сходить в церковь на литургию и помолиться. Грехи, говорил, накопились.
«Ма, что это ты только что рассказывала про какие-то черные пищащие коробочки. Пейджеры, что ли… Что это за фигня такая? Это когда еще мобил не было?»
«Никакая это вам не фигня. Это еще было до вашего рождения. Вам не понять, вы не любили, как мы, в девяностые… Идите уже к своим айпадам, дайте с подружками посидеть. Да, девчонки?»
«Да-а-а-а», — раздается нестройный женский многоголосый ответ.
«Валька, наливай».
«А еще помните, у Нельки у самой первой был «Пуазон»! Черт, до чего вонючий был запах. А нам всем нравился».
«Да нам все в семнадцать лет нравилось», — сказала Валька.
Вот так вот.
Владимир Гуга
В 90-е сменил массу специальностей — от арт-директора рок-клуба до менеджера по продажам. Сегодня — книжный обозреватель, координатор проекта «Народная книга», автор нескольких публицистических книг.
Оргалит
В конце прошлого тысячелетия я, юный педагог, постоянно искал возможность подзаработать. Сил, здоровья, энергии у меня хватало с избытком, поэтому я брался фактически за любую халтуру, исключая лишь ту, что пахла криминалом. Мне приходилось играть на гитаре в холодных подземных переходах, озвучивать мыльную оперу на «Мосфильме», басить в костюме Деда Мороза «Здравствуйте, дети!», торговать книгами с лотка, драться в массовке на съемках фильма Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник». Но самой выгодной и желанной работой в те годы у меня и нескольких моих друзей-студентов была «зачистка» небольшого московского завода от оборудования, мебели, бумаг, словом, от всего его содержимого. Новым хозяевам предприятия нужно было, собственно, не предприятие как таковое, а его помещение, которое они, видимо, собирались отремонтировать и сдать в аренду. Я в подробности последнего аккорда истории старенького завода не вдавался, понимая, что чем меньше человек знает, тем лучше он спит. Кажется, это был даже не завод, а настоящее научно-производственное объединение, НПО в сокращении, с экспериментальными лабораториями, сборочными цехами, складами. И вот, значит, мы, несколько полуголодных, но веселых парней, лет этак по двадцать с чем-то, взяли на себя миссию этот завод освободить от его хозяйства. Кстати, к нам иногда присоединялись и девчонки из числа тех, кто покрепче и поотчаяннее. Не сказал бы, что наша работа в цехах и лабораториях старого НПО относилась к разряду «каторжной», но и особо легкой я бы ее тоже не назвал: слишком много на заводе накопилось всякой
